1 января, 2003

«Правая рука мастера»

ЭТА история на многие годы запомнилась всем ее участникам – и министрам, и маршалам, и инженерам-испытателям. В предыдущем номере журнала о ней рассказал академик Борис Васильевич Бункин.

Тогда, в середине 1950-х, на полигоне в Капустином Яру шли интенсивные испытания зенитного ракетного комплекса С-75. Совершенно неожиданно с ракетой 1Д, которая входила в его состав и отработка которой была практически завершена, начались неприятности. При одинаковых обстоятельствах «ушли в песок» почти десять ракет. Вслед за этим из Москвы на полигон с самыми серьезными намерениями прилетело начальство, не скрывавшее, что цена неудачных пусков для руководителей разработки С-75 могла оказаться неимоверно высокой. Поиск причины аварий, продлившийся тогда несколько дней, привел к разгадке, и испытания были продолжены.

В сменившей дни неимоверного напряжения повседневной работе полигона остался «за кадром» человек, сыгравший в этой истории весьма значительную роль – 25-летний инженер-испытатель Владимир Коляскин. В те дни именно ему посчастливилось найти злополучный датчик в одной из разбившихся ракет. И как показало время, этот эпизод сыграл в его жизни чрезвычайно большую роль.

Путь Владимира Васильевича Коляскина к вершинам ракетного дела был обычным для послевоенной молодежи. Его отец, Василий Михайлович, долгие годы работал помощником Анастаса Ивановича Микояна, занимался вопросами строительства хлебозаводов и других предприятий пищевой промышленности в Москве и Подмосковье и был в числе достойнейших людей своего времени, – тех, кто не разменивался на политические интриги и беззаветно служил делу и своей стране. Эти качества ему удалось воспитать и в своем сыне.

Детство Владимира прошло в знаменитом московском «доме на набережной». Сегодня на его стенах висит 28 мемориальных досок – в память о выдающихся людях страны. А в 1930-х многие из них были для Владимира Коляскина обычными соседями, с детьми которых он учился в 19-й школе, играл в волейбол, катался на велосипеде, бегал в находившийся поблизости кинотеатр «Ударник». Уже тогда в нем был заметен характер будущего лидера.

После окончания школы Коляскин поступил в МВТУ, «альма-матер» многих будущих ракетчиков. Но определиться с будущим местом работы ему довелось не сразу – одним из вариантов предлагавшегося ему распределения был Китай, где в те годы с помощью советских специалистов строились авиационные заводы. Об окончательном решении своей дальнейшей судьбы Коляскин узнал уже перед получением диплома. Местом его работы должно было стать только что созданное Особое конструкторское бюро №2.

По существовавшей тогда в ОКБ-2 традиции, его главный конструктор Петр Дмитриевич Грушин лично встречался со всеми приходившими на предприятие молодыми специалистами, независимо от складывавшейся в КБ ситуации.

«Захожу в кабинет, – вспоминал Коляскин, – а там Грушин – туча-тучей : брови сдвинуты, глазами буквально прошивает насквозь и, заметно по-волжски окая, говорит:
– Уже поняли, чем мы тут занимаемся? Тогда начнете с полигона, там все знания обретаются».

Став инженером испытательного отдела, Коляскин уже через несколько недель впервые оказался на полигоне в Капустином Яру, где шли испытания первой зенитной ракеты 1Д, разработанной в ОКБ-2. На полигоне быстро нашли применение и его серьезная инженерная подготовка, и знания, и талант организатора. Правда, оборотной стороной этого стали почти беспрерывные командировки в самые отдаленные уголки страны. Рассказывать о своей работе Коляскин не любил даже дома, где его приезд всегда становился праздником. Бывало, что ракеты не отпускали его с полигона даже в самые праздничные семейные дни. Но его жена, Галина Ильинична, с которой он дружил с детства, сама была из семьи военного и терпеливо переносила все сложности этой жизни и приучала к этому их детей.

После того незабываемого случая на полигоне служебный взлет Коляскина состоялся практически мгновенно. Вскоре он был назначен ведущим конструктором по одной из перспективных разработок КБ – ракете 17Д, оснащенной твердотопливным ракетно-прямоточным двигателем. А в 1961 г. Коляскину было поручено возглавить филиал ОКБ-2, который находился на серийном заводе и где выполнялись основные конструкторские работы по 17Д. В то время на эту ракету возлагались большие надежды – ее предполагалось использовать в составе новых вариантов комплекса С-75, в составе сухопутного ЗРК «Круг», ряда других комплексов.

Но судьба 17Д оказалась непродолжительной. Уже летом 1962 г. ее испытания были прекращены, а в ОКБ-2 и его филиале, возглавлявшимся Коляскиным, начались работы по созданию новых ракет с ракетно-прямоточными двигателями, которые должны были обладать значительно более высокими характеристиками.

Летать из них довелось только одной – 22Д, трехступенчатой ракете, оснащенной четырьмя маршевыми ракетно-прямоточными двигателями. В процессе испытаний, которые проходили в середине 1960-х гг., 22Д достигла скорости равной 4,8М, что для того времени являлось значительным достижением. Однако к моменту принятия решения о дальнейшей судьбе 22Д на вооружении уже находились модернизированные варианты 1Д, характеристики которых полностью соответствовали возможностям модернизированных средств С-75, и продолжение работ по использованию в его составе ракеты 22Д было признано нецелесообразным.

На филиале работали не только над новыми ракетами – все годы его существования основным направлением его работы являлось совершенствование ракет для С-75, обеспечение их серийного выпуска. В те годы на смену 1Д пришла 11Д, за ней последовали 13Д и 20Д. Габариты и масса ракет оставались практически неизменными, а характеристики многократно возрастали за счет использования более совершенной аппаратуры, новых технологий производства. При этом работы, выполнявшиеся на филиале, зачастую оказывались решающими в успехе той или иной модернизации ракеты, именно поэтому вклад Коляскина в эту работу был отмечен Ленинской премией, врученной ему весной 1965 г.

Весной 1966 г. Коляскин вернулся в ОКБ-2, которое в то время получило новое название МКБ «Факел», став заместителем Грушина. Их тандем, состоявший из столь разных по возрасту и по жизненному опыту людей, оказался удивительно жизнестоек, и прежде всего потому, что главным в отношениях руководителя и его заместителя стала общая преданность делу, забота о котором всецело поглощала их обоих. И действительно, работать после нового назначения Коляскину приходилось и в выходные, когда решение незаконченных на предприятии вопросов переносилось на дачу Грушина.

Неоднократно проверив своего заместителя в деле, Грушин полностью доверял Коляскину. Не только за его знания и энергию, но и за то, что тот не умел кривить душой, не заискивал, не искал способов отвести от себя удар и подставить других. Обладая этими качествами, Коляскину было легко находить общий язык со смежниками, отстаивать техническую политику «фирмы» и создаваемые ею ракеты, не кивая на неблагоприятные обстоятельства или чьи-то интриги. Хотя в его работе их хватало с избытком. И лишь иногда домашним, по тем отдельным фразам, которые он произносил, вернувшись домой с работы, доводилось почувствовать, что творилось у него на душе.

С середины 1960-х созданные на «Факеле» ракеты стали использоваться в боевых действиях. Адреса их боевой работы охватывали тогда почти весь мир – Вьетнам, Индия, Ближний Восток… Для стран, отстаивавших свою независимость ракеты, созданные на «Факеле», в те годы становились столь же необходимы, как и автоматы Калашникова. Но в отличие от автоматов, эффективное использование сложнейших ракетных комплексов требовало значительно больших знаний, поделиться которыми могли только советские специалисты.

Первой «горячей точкой» для Владимира Коляскина стал Вьетнам, где с лета 1965 г. зенитные ракеты заставили американских летчиков полностью изменить свою тактику, прекратить массированные бомбардировки вьетнамских городов. В свою очередь, постоянно совершенствовать приходилось и ракеты, заменять в них электронные блоки, совершенствовать управление и обучать все новым и новым ракетным премудростям вьетнамских ракетчиков.

Но, вероятно, больше всего запомнилась Коляскину поездка в Египет, в феврале 1970 г. Тогда в Москву из Египта пришла тревожная весть, что приобретенные Египтом С-75 не в состоянии отражать налеты израильских самолетов. В считанные дни для поездки в Египет была сформирована делегация под руководством заместителя председателя ВПК Л.И.Горшкова, в состав которой был включен и Коляскин. Две недели работы комиссии, во время которых по Египту был нанесен еще ряд авиаударов, подтвердили неутешительные выводы, но вместе с ними были подготовлены и рекомендации, как сделать египетскую ПВО более эффективной.

Спустя два месяца первые ЗРК С-125, характеристики которых еще не были известны израильтянам, были доставлены на территорию Египта и в июне 1970 г. вступили в бой. А в августе было заключено долгожданное перемирие – ракетное оружие, вставшее на защиту городов и мирного населения, не подвело и на этот раз.

Хватало Коляскину дел и на родной земле. Зенитные ракеты, которые создавались на «Факеле» служили не только в войсках ПВО, но и в сухопутных войсках, на кораблях. У каждого вида войск были свои полигоны, свои особые требования к создаваемым ракетам, которые должны были защищать города и промышленные районы, колонны войск и корабли.

В конце 1960-х начались работы по созданию нового поколения зенитных ракетных систем. От них требовались не просто более высокие характеристики, но и качественно новые возможности. При этом их уровень ни в коем случае не должен был оказаться ниже, чем у тех средств, для борьбы с которыми они предназначались. А уж характеристики и возможности перспективных зарубежных самолетов и ракет Коляскин, знал, возможно, лучше, чем иной из их разработчиков, с которыми ему доводилось сталкиваться на зарубежных выставках.

Создавая новые ракеты, «Факел» поднимался и на качественно новую ступень, на предприятии пересматривались уже сложившиеся подходы к проектированию, осуществлялся поиск новых технических решений и технологий их реализации. Являясь первым среди соратников Грушина, Коляскин четко отрабатывал все стоящие перед ним задачи, не перекладывая свою работу на чужие плечи и всеми возможными способами добиваясь результатов. Даже тогда, когда об этом и слушать не хотели в кабинетах самых высокопоставленных руководителей. И не раз оттуда звонили Грушину, жаловались на его заместителя. И тогда случались долгие разговоры в кабинете или же дополнявшие жизнь стрессом ночные телефонные звонки.

«Петр Дмитриевич был непревзойденным мастером задеть за живое. Но, как правило, по делу, – вспоминал Владимир Васильевич, – Однажды, когда на совещании у министра со скрипом решался вопрос об изготовлении первых серий нашей новой ракеты, я не сдержался и задал министру один из не самых приятных вопросов. Тот посмотрел на меня, но промолчал. А уже за полночь у меня в квартире зазвонил телефон. Звонил Грушин, ему уже все было известно, и он сказал мне всего несколько слов, насчет того, что я был не прав. Утром к этому вопросу он уже не возвращался.»

Работать с Коляскиным любили и подчиненные, и многочисленные представители предприятий-смежников. Первые – за то, что умел их выслушивать, старался поддерживать идущие на пользу делу здравые идеи, даже если они не совпадали с его видением, и при этом сохранял способность не стать рабом собственных заблуждений. Вторые самым ценным его качеством считали то, что в сложнейших ситуациях, которыми изобиловала реальность создания новейшего оружия, Коляскин старался действовать не как представитель Грушина – академика, члена ЦК партии, для которого преград практически не существовало, – а как вполне самостоятельный человек, способный искать и находить реальные выходы из создававшихся ситуаций.

Коляскин был из тех, кто всегда и везде желал трудных дел и старался не жалеть себя. Старался жалеть других – тех, кого требовалось срочно спасать от бессмысленных стрессов, приобретаемых на работе. Сам же он находил спасение от многочисленных стрессов на охоте, путешествуя в отпуске на машине, на которой объехал почти полстраны. А однажды его друзья оказались потрясены еще одним его даром – вырезанием из дерева всевозможных фигурок и масок.

Владимиру Васильевичу Коляскину довелось проработать всего 35 лет, за которые он участвовал в создании десятков ракет. И каждая из них становилась частью его жизни – счастливой или не слишком, когда ракета, несмотря на все приложенные усилия, так и не удалась; а иногда незаурядной, каким, впрочем, был и сам Коляскин. Его «человеческое измерение» постоянно находило самые удивительные проявления – в поведении, в общении с начальством и подчиненными и всегда находило свое отражение в любой выполнявшейся им работе, вызывая к нему самое искреннее уважение, а сегодня – добрую память.