3 января, 2013

ГОДЫ ЛЕЙТЕНАНТСКИЕ

Владимир БЕРЕЗА

Владимир Федорович Береза родился в 1937 г. Окончил Киевское высшее инженерное радиотехническое училище Войск ПВО страны (1959 г.), ВПА им. В.И.Ленина (1979 г.). С 1959 по 1966 гг. служил в 10-й ОА ПВО – начальник РЛС П-30 орлр Пушлахта, инженер по ремонту и эксплуатации автоматизированных систем управления (отдел связи, а затем РТВ ОА), старший инструктор политотдела армии по комсомольской работе. Затем служил в должностях: секретарь комитета ВЛКСМ, помощник начальника политотдела Артиллерийской радиотехнической академии имени Говорова (Харьков), заместитель начальника политотдела зенитной ракетной бригады, начальник политотдела зенитного ракетного полка, начальник оргпартработы политотдела ОА ПВО, политотдела дивизии и корпуса, старший инспектор Политуправления Войск ПВО, член Военного Совета – начальник политотдела 6-й ОА ПВО, начальник политотдела Главного штаба и управлений главнокомандующего Войсками ПВО. Награжден тремя орденами и многими медалями. Генерал-майор.

О годы лейтенантские,

Веселая пора!

Служил бы так до маршала,

Да молодость прошла!

И в самом деле, какие это были прекрасные, замечательные годы нашей молодости, нашей жизни на этапе человеческого становления и возмужания, время познания Истины... Тогда мы были счастливы. И чем чище была наша совесть тогда, тем мы счастливее сейчас, потому что не приходится себя корить за бесцельно прожитые годы.

Для военного человека молодые годы ассоциируются с первым офицерским званием, с неуемной энергией, задором, большим энтузиазмом, стремлением проявить свои способности, свой талант, свой потенциал. У многих из нас было много бравады, решимости на пусть не большой, но подвиг. Иногда это даже выливалось через край – в нечто такое залихватское...

Конечно, и я тут не был исключением. Тем более что начало моей офицерской службы проходило в условиях Севера и Заполярья, суровый климат которых накладывает особый отпечаток на поведение человека, взаимоотношения между людьми. Здесь, на Севере, быстрее и рельефнее проявляются такие ценные человеческие качества, как дружба, взаимопомощь, чувство долга, необходимость взаимной подстраховки, взаимовыручки. А любовь! Это великое магическое чувство здесь всегда ценилось выше всего.

Итак, Север...

Архангельск – отдел кадров армии, Васьково, 45 ртп, Пушлахта, орлр – начальник РЛС П-30. Штатная категория – капитан. Везде, где представлялся руководству, где со мной беседовали, я встречал теплый прием и отеческое внимание, получал доброе напутствие.

Суровость северного климата, коварность погоды пришлось почувствовать вскоре... Белое море. Рейсовый теплоход «Карелия», на котором мы, три выпускника КВИРТУ – лейтенанты В. Ерашов, направленный в эту же роту техником П-30, Б. Медведев, назначенный начальником мастерских полка, и я – отправились в Пушлахту, попали в четырехбалльный шторм. Что с нами было, трудно передать... Только на вторые сутки этого испытания нас троих, бледно-зеленых, пересадили с «Карелии», остановившейся примерно в двух километрах от берега, на огромную лодку с мотором и доставили в роту.

Командир роты капитан А.А. Ясковец представил нас коллективу, и с этого дня началась моя длинная – почти 38 лет служебная деятельность.

В роте служба была действительно интересной. Надо было начинать реализовывать на практике полученные знания, приобретать служебный опыт. Здесь началась моя учеба как руководителя, организатора и воспитателя, хоть и небольшого, воинского коллектива – расчета РЛС. Именно здесь я понял, что значит сплоченный воинский коллектив, что значит дружная офицерская семья.

Своим опытом, практическими навыками в организации боевой подготовки, эксплуатации боевой техники, в боевой работе мне помогали практически все – командир роты, его зам. по технической части старший лейтенант Г. Селезнев, техник РЛС старший лейтенант В. Орехов.

Неоценимую роль в приобретении мною опыта боевой работы сыграли военнослужащие срочной службы: командир отделения операторов РЛС младший сержант Ю. Нефедов, командир отделения электромехаников сержант А. Бахаев – оба они по возрасту были старше меня...

Учась в КВИРТУ, мы изучали всю технику, которая тогда была на вооружении в РТВ ПВО страны – как говорят, «галопом по Европам». Естественно, что хорошо знать теперь уже конкретный мой объект – РЛС П-30, я не мог. Поэтому пришлось покорпеть над функциональными, принципиальными схемами, руководствами и наставлениями по эксплуатации и боевому применению. Зачастую эти мои «уроки познания» длились по 10–14 часов, и в нормальную погоду жена приносила мне обед прямо на объект.

Помогали, как я уже говорил, все, да и я не считал для себя зазорным спрашивать, чего не знал, у моих подчиненных, в том числе у солдат. Поскольку я хуже всего знал устройство и эксплуатацию энергохозяйства (дизель, преобразователь), то первые два месяца я полностью доверился сержанту Бахаеву и он меня ни разу не подвел.

Сплочению офицерского коллектива в немалой степени способствовало то, что первоначально несколько месяцев все офицеры роты жили одной общей семьей, с общей кухней, как мы говорили «коммуной». В это время жена командира роты и моя несколько месяцев жили у родителей... Функции каждого из нас были четко распределены: кто шел в лес собирать грибы, кто ягоды, кто ловил в море рыбу, а кто готовил еду. Был среди нас и охотник – старший лейтенант Г. Селезнев, имевший двуствольное ружье. «Кашеварили» по очереди, купив большие кастрюли и сковородки. Ухи и супа, в том числе грибного, жареных грибов, рыбы, всяких киселей, компотов у нас было вдоволь, а главным деликатесом считались жареные рябчики... Вскоре к главному охотнику – Селезневу примкнул и я.

Дело было так: при заготовке дров сломал ногу оператор из моего расчета ефрейтор В. Носков. Вертолетом его вывезли в госпиталь. Перед отлетом он мне сказал, что у него есть ружье, которое продал ему ранее убывший из роты офицер – одностволка 12-го калибра. За 20 рублей я купил это ружье без всяких принадлежностей к нему. Пришлось выпрашивать у Селезнева по 2–3 патрона и осваивать азы охоты, потому как ранее я ружья в руках не держал... Поскольку патроны были для меня «на вес золота», то я, прячась за деревьями, кустами, порой ползком, старался поближе подкрасться к дичи – рябчику, утке, куропатке, чтобы бить наверняка. И так я приловчился, что однажды, имея с собой 2 патрона, принес трех рябчиков.

Погода осенью того года была просто на удивление, как говорят «шептала», и не верилось, что это Север. В каком роскошном убранстве стоял лес! А сколько здесь было ягод – черники, голубики, брусники, клюквы и морошки на болотах, а сколько грибов, дичи, зверья... Просто нельзя было не полюбить этот край, эту природу, этот Север Крайний!!!

К Новому 1960 году организовал из солдат, сержантов роты – к делу привлек и свою жену – небольшой коллектив художественной самодеятельности. Потом с этим коллективом ко Дню Советской Армии и Военно-Морского Флота объехал на самом надежном транспорте – лошади, запряженной в сани, – часть Онежского полуострова, давая концерты жителям местных деревень. Для них тогда эти наши выступления были почти то же, что для нас сейчас – концерт Ансамбля имени Александрова... Командованию полка пришло благодарственное письмо от местных партийных и советских органов района.

Дружили мы и со спортом. Бывали у нас и свои ротные чемпионаты. Летом – волейбол, футбол, легкая атлетика. Зимой – футбол, лыжи. Причем, загонять солдат на эти соревнования не приходилось – все сами «рвались в бой». Дело ведь все в том, как организовать... Вот и старались разнообразить, заинтересовать. К примеру, один раз проводили турнир по одному из видов спорта по расчетам, в следующий раз – команда офицеров и сверхсрочников против личного состава срочной службы. Потом – команды по срокам призыва личного состава. И каждый раз придумывали какой-нибудь приз: торт, испеченный женой офицера, банка варенья, несколько банок сгущенки и т.д.

Готовили и проводили тематические вечера, конкурсы, викторины... Все это, безусловно, было не каждый день. Но все это очень сплачивало коллектив, мобилизовало на решение главных вопросов. Поэтому я не помню случая, чтобы в роте были самовольные отлучки, неуставные взаимоотношения или что-то этому подобное. Были, конечно, нарушения, но мелкие, не влияющие на выполнение подразделением боевой задачи...

Но все сказанное – это прелюдия к главному. А наиболее сложное, важное и весь стержень нашей службы на Севере – это боевая готовность, боевое дежурство, боевая работа. Здесь ковалось мастерство, воспитывался характер, здесь прежде всего ты проявлял себя как личность, как руководитель коллектива...

Теперь, вспоминая эти прекрасные, молодые офицерские годы, думаешь – неужели это было так? Неужели я мог так рискованно, а порой и бесшабашно поступать? Оказывается, мог... В этом, видимо, тоже прелесть лейтенантской поры, офицерской недозрелости, которым всегда сродни такие высокие человеческие качества, как готовность к подвигу, героизму, самопожертвованию. Хотя ничего такого героического во имя Родины я не совершил, но на грани жизни и смерти при выполнении боевой задачи именно там, на Севере, я несколько раз был.

Когда над Баренцевым морем, в наших водах, был сбит RB-47, когда почти «протаранил» воздушное пространство СССР У-2, другие попытки нашего вероятного противника проверить противовоздушную оборону страны, резко встал вопрос: что делать? Чем мы, низовое ротное звено могли ответить на это требование жизни?

Прежде всего – работой с личным составом. Подбор, расстановка на важнейшие для роты должности операторов, планшетистов, радистов наиболее добросовестных, способных солдат. И, конечно же, ежедневное обучение, если хотите – «натаскивание» каждого функционера, слаживание всего расчета.

Надо было также выжать из техники все, что она могла. Вот тогда и встал вопрос: как на той же технике локаторщикам «видеть» дальше и выше? В РТВ ПВО тогда на вооружении были станции сантиметрового диапазона РЛС П-30, П-35, ПРВ, П-20. В нашей роте в ту пору была еще РЛС метрового диапазона «старушка» П-8... Было принято решение: чтобы уменьшить углы закрытия, убрать с экрана «местники» – поднять ППК (приемо-передающую кабину) РЛС на насыпные горки, эстакады.

В связи со сложностью строительства горки станция стояла в 11 метрах от берега Белого моря, в роте еще до моего приезда начато было строительство эстакады из бревен. Их на берегу Белого моря было сотни тысяч кубометров. Строили по образцу рубленного жилого дома с наклонной аппарелью. Достраивать, хотя в строительных делах я почти ничего не соображал, пришлось мне с расчетом.

Наступил час «Ч», когда надо было поднять и поставить ППК на шестиметровую эстакаду, привести РЛС в боевое состояние и доложить о готовности к боевому дежурству. Но именно в это время командир роты капитан А. Ясковец убыл в отпуск, за него остался зам. по техслужбе старший лейтенант Г. Селезнев, который в тот самый день убыл из подразделения под видом решения каких-то проблем с администрацией деревни. Из полка, из-за непогоды, никто не прибыл. И нам двум «зеленым» лейтенантам – мне и В. Ерашову – пришлось самим поднимать двенадцатитонную «махину» на эстакаду... Я и сейчас со страхом вспоминаю, как при подъеме на эстакаду дважды чуть не опрокинули ППК.

Сначала, немного подтащив лебедкой тягача (АТС) на наклонную аппарель кабину, тягач надрывно заурчал и заглох. За рычагами сидел все тот же сержант Бахаев. Ну, думаю, все! Конец! Ан – нет! Молодец, Бахаев!

Когда стали дальше поднимать ППК, то из-за неровностей настила пола на эстакаде колеса кабины немного развернулись, и трос лебедки потащил кабину на край эстакады. Еще бы немного и... трудно сказать, что было бы. Пришлось остановить весь этот сложный процесс и начинать почти что все заново. Финал: все благополучно.

Через три года после этого я был в родной роте и увидел, что «ротное чудо» – эстакада с РЛС – стоит на месте, не развалилась... А ведь тогда я рисковал и очень сильно. Мог погубить и дорогостоящую технику, и, что хуже, мог погубить людей. Но тогда риск оправдал себя, и я еще раз поверил в себя, в то, что что-то могу.

Что касается грани жизни и смерти. Это было тоже там, в роте...

Шла боевая работа. Расчет успешно справлялся с большим количеством целей, обрабатывая и передавая данные в полк. И вдруг вижу, что параметры РЛС резко ухудшились. Определил, что вышел из строя (как мы говорили «выбил») один из передатчиков. Принимаю решение: не выключать станцию, а в ходе боевой работы устранить неисправность. По всем инструкциям надо или уменьшить обороты РЛС с 6 до 3 в минуту, или выключить вообще вращение кабины, чтобы в нее войти. Ни то, ни другое я не сделал. Опять риск!

При работающей станции на 6 оборотах я поднялся теперь уже на мою родную эстакаду и попытался ухватиться за ручку двери и встать на лесенку кабины. Но поскользнулся, повис на ручке двери кабины, и меня потащило. Еще бы несколько секунд, и эта махина размолотила бы меня в клочья. Но хватило сил – все-таки хорошо заниматься спортом! – да и страх, видимо, сделал свое дело. Каким-то чудом я подтянулся и встал ногой на лесенку кабины. Так и остался жив!

Выводов из этой ситуации я, конечно, не сделал. Через несколько месяцев, опять же при боевой работе, вышла из строя вся кабина ППК. Определил, что сработала система защиты передатчиков. Не выключая вращение кабины, залез в ППК, открыл шкаф высоковольтного выпрямителя (6 тысяч вольт), полез без защитных средств с отверткой...

В глазах искры. Меня отбросило к шкафу передатчика. Ударился головой, все помутилось. На некоторое время – видимо, на несколько секунд, – потерял сознание. Очнулся. Пришел в себя, устранил неисправность. Боевая работа была продолжена. Потом уже возле одного из шкафов ППК нашел полусгоревшую отвертку...

Именно в такой ситуации погиб один из моих однокашников. Мне же, видимо, было суждено жить... Хотя еще не один курьезный случай был и победу в «быть или не быть», к счастью, одерживал я.

Как сейчас помню, 22 октября 1959 года.

С лейтенантом В. Ерашовым идем из расположения казармы роты вдоль залива Белого моря на пункт управления. У Ерашова – мелкокалиберная винтовка, а у меня – 12-калиберное ружье. У берега залива кромка со льдом, далее – чистая вода, плавает стайка уток.

Ерашов трижды выстрелил по уткам, не попал. Утки особой тревоги не чувствовали, на выстрелы реагировали довольно спокойно, потихоньку отплывая дальше от берега. Из ружья их было уже недостать. Я взял винтовку и со второго выстрела подранил одну из уток, остальные улетели. Ерашов стал меня подзадоривать: «Давай лезь! Ты же убил. Какой же ты охотник? Всем расскажу!...».

И вот здесь взыграло какое-то чувство не поддельной решимости, смелости, а может и бравады, не знаю. Пока спорили, рассуждали, утку отливом уносило все дальше и дальше от берега.

Я разделся догола и полез в море. Сначала шел по мелководью – на валунах были очень скользкие водоросли, падая и идя дальше в обжигающей тело воде. Затем поплыл. Доплыл, схватил утку за крыло и поплыл назад. Большая тяжелая утка мешала мне плыть нормально. Попытался плыть на спине, но чувствую, что плыву к берегу очень медленно и начинаю замерзать. Несколько раз «булькнул» под воду, но утку не бросил. Еле-еле доплыл до мелководья, а потом, падая, вставая, карабкался к берегу. Перепугавшись, Владимир начал раздеваться, чтобы вытащить меня. Но я из последних сил сам, почти ползком, добрался до берега, быстро оделся, и мы побежали на пункт управления.

Там меня раздели, уложили в кровать, фельдшер растер тело спиртом, потом укутали одеялами, матрацами. Часа три я не мог прийти в себя, как говорят «зуб на зуб» не попадал. А потом – все нормально. Даже не заболел. Такие были крепкие тогда лейтенанты.

Но самое обидное в том, что утку, из-за которой я чуть не утонул, ощипали и ...выбросили. Она оказалась морской и очень пахла рыбой.

Между тем, жизнь и боевая служба продолжались.

Осенью 1960 года роту подвергла итоговой проверке комиссия управления РТВ армии во главе с подполковником И. Стародубом.

Мой расчет РЛС оценен на «отлично», рота получила «хорошо».

А вскоре закончилась моя ротная лейтенантская, интересная и ни с чем позднее не сравнимая жизнь и служба.

Этому коллективу роты, этому короткому этапу моей службы я очень признателен и благодарен. Здесь, в роте, я приобрел некоторый жизненный, служебный, практический опыт. Понял цену таким великим понятиям, как дружба, помощь, офицерское братство, Здесь началось мое становление как инженера, офицера, руководителя, мужа, отца...

И тогда и сейчас считаю, что главным в жизни человека должны быть труд и труд, самоотдача, стремление Родине и людям делать только добро!

Видимо, все это было замечено руководством свыше. После партийного актива 45-го ртп, на который я был приглашен в начале 1960 года, командир полка полковник Г.Н. Потемкин, побеседовав со мной, предложил должность начальника технической службы полка. Я был не только удивлен, но и растерян. Ведь это была не только очень большая должность, но и огромная ответственность. К такой должности на тот период я не был готов, не было практического, служебного опыта. Но мою кандидатуру на эту должность начали рассматривать (как я потом узнал) не потому, что я был лучшим по учебе в КВИРТУ из трех выпускников, попавшим в этот полк, а потому, что, во-первых, я был членом КПСС, во-вторых, был женат. К тому же эта должность комплектовалась офицерами с высшим инженерным образованием. А тогда таковых было мало – на этой должности был майор со средним образованием.

На это предложение командиру полка я пробормотал что-то невнятное. Полковник Потемкин сказал, чтобы я подумал, и для окончательного решения вопроса меня еще вызовут.

Через два месяца меня действительно вызвали, но не в полк, а сразу в штаб армии. Там мне предложили должность инженера по автоматизированным системам управления, которые сначала были в ведении отдела связи. Я согласился, был назначен, и в этой должности прослужил до 1962 года, занимаясь вопросами изыскания, проектирования, монтажа, настройки и эксплуатации объектов «Воздух-1C», «Воздух-1П».

Шло, вроде, все хорошо. Получил много поощрений, как говорят, «день в день» очередное воинское звание «старший инженер-лейтенант» и вдруг меня вызывают в политотдел армии и предлагают идти на комсомольскую работу. Член Военного Совета тогда еще полковник Г.И. Волошко сказал: «Хорошо, что техника вертится, надо чтобы люди возле этой техники правильно вертелись. Вот вы хороший специалист в этой области и должны, как молодой коммунист, личным примером, правильным, хорошим словом мобилизовать армейскую молодежь на изучение и грамотную эксплуатацию этой техники».

Видимо, не осознавая тогда, что со мной беседует большое должностное лицо, я от этой должности отказался. Да и жена была против моего перехода на комсомольскую работу. Для нее слово «инженер» звучало гордо...

Вскоре был вызван к командующему армией генерал-лейтенанту Ф.А. Олифирову. Кстати, он меня знал лично, так как объекты системы «Воздух» тогда шли под жестким контролем Правительства и Министерства обороны СССР и два раза в месяц мною готовился по этому вопросу доклад за подписью командующего. Для предоставления этих докладов и подробного анализа хода работ начальник рода войск часто брал меня с собой.

Федор Акимович посмотрел на меня суровым взглядом и спросил: «Ну что, старший лейтенант, хорошо подумали?». Я на несколько секунд задержался с ответом. И тут командующий говорит майору В.Г. Никулину, который меня представлял: «Никулин, в приказ». Не ожидая такого жесткого напора и резкого поворота событий, я как бы «вдогонку» доложил: «Товарищ командующий, согласен!».

А ведь я тогда пошел «на комсомол» с понижением: с майорской категории на капитанскую. Но все, что ни делалось, как оказалось позже, было к лучшему. Позже я понял и оценил, что это была продуманная, целенаправленная работа командиров, политорганов, штабов по подбору, расстановке и воспитанию кадров...

Суровый Север, работа политорганов, партийных и комсомольских организаций, хорошие командиры, старшие товарищи – наставники-воспитатели готовили из нас, молодых офицеров, преданных защитников Родины, а себе – достойную замену.

И не случайно, что мои бывшие сослуживцы по Северу, по 10-й ОА ПВО впоследствии стали и заместителями главкома войск ПВО, командующими, начальниками штабов округов и армий ПВО, членами Военных Советов, начальниками управлений и отделов Главкомата ПВО, служили на других больших должностях...

С чувством осознанного долга, огромной благодарности и признательности в моей памяти навсегда осталась, как не гаснущая звезда, служба на Севере, в 10-й ОА ПВО.

И сегодня я обращаюсь к ветеранам армии, к каждому из вас, дорогие друзья-однополчане, ко всем, кто прочтет эту книгу, со своими незамысловатыми, корявыми, но идущими от души и сердца стихами:

Как годы пролетели,

Как молодость прошла –

Да, мы с тобой сегодня

Не те, что мы вчера.

Тогда неслись мы в дали,

Где вечна мерзлота.

Ничто нас не пугало –

Ни вьюги, ни пурга,

И пусть сегодня скажут,

Что нынче мы не те,

Мы и сейчас готовы

К Полярной темноте.

Люблю я Север Крайний –

Суровый край земли,

Который мы бессменно

Для Мира берегли.

Не мы тому виною,

Что испоганен дом,

Что Горбачев и Ельцин

Пустили все на слом.

Сейчас стоит наш Север

Без «зонтиков» и «свеч»...

Неужто разучились

Мы Родину беречь?

Эх! Вернуться бы опять в те молодые лейтенантские годы!