24 декабря, 2012

НЕ МЕСТО КРАСИТ ЧЕЛОВЕКА

Лев САРЫЧЕВ

Лев Николаевич Сарычев родился в 1933 г. Окончил Горьковское суворовское военное училище (1950 г.), Тамбовское военно-финансовое училище (1952 г.), Военный факультет при Московском финансовом институте (1962 г.). Служил на должностях: зав. делопроизводством – казначей танко-ремонтной базы, начальник финансового довольствия дивизионной автомобильной школы, в 1956 г. участвовал в действиях советских войск на территории Венгрии, 1962–1969 гг. – инспектор-ревизор, а затем заместитель начальника финансового отдела 10-й отдельной армии ПВО, затем старший офицер, старший офицер-инспектор, начальник группы, заместитель начальника отдела управления ЦФУ МО СССР, октябрь 1984 – май 1987 г. – начальник финансовой службы Северной группы войск, член партийной комиссии группы войск, член советско-польской смешанной комиссии по делам пребывания советских войск на территории Республики Польша, 1987 – 1988 гг. – начальник 2 управления Центрального финансового управления МО СССР. Награжден орденом Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги» и еще двадцатью медалями. Полковник.

9 августа 1962 года поезд Москва–Архангельск в девять часов утра прибыл в конечный пункт. Деревянный перрон, деревянный вокзал, деревянная будка с надписью «Кипяток». Как оказалось после, деревянный и весь город: и дома, и тротуары, и дороги. Смотрим: народ с поезда в ускоренном темпе движется в одну сторону. Думаем, что там выход в город, но оказалось, что город на правом берегу Северной Двины, а люди спешат на паром.

Переправились и мы. Начальник финансового отдела армии подполковник Щербаков оказался на месте. Однако наше прибытие вызвало у него недоуменный вопрос:

– А зачем взял жену с детьми? Жилья-то нет...

Первую ночь провели в Доме крестьянина, а дня через три удалось подыскать и комнату на улице Овощная, в частном доме. Хозяйке на какое-то время нужно было уехать, а двух собак было не на кого оставить. Шестиметровая комната на троих и две овчарки, Джек и Мишка, которых надо было кормить и выгуливать. Финансовый отдел армии девять человек. Начальник отдела подполковник Александр Алексеевич Щербаков, его заместитель майор Иван Петрович Зайченко, старшие инспекторы-ревизоры майоры Иван Федорович Корчагин и Владимир Иванович Вилонов. Должность инспектора-ревизора укомплектовал я. Были еще офицер по денежному довольствию капитан Николай Васильевич Быстров, а также трое служащих: помощник начальника отдела Александра Андреевна Судник, бухгалтер Серафима Андреевна Садилова и инженер по труду и заработной плате Николай Петрович Меньших.

Корчагин, как я понял немного позднее, очень хотел учиться, только ему не давали этой возможности: будучи членом партии, он оказался на свадьбе у своего друга, женившегося на поповской дочке. Друга исключили из комсомола, а Ивану объявили по партлинии «строгача», тем самым поставив непреодолимый кордон на пути к высшему образованию...

Финансовое отделение штаба армии возглавлял майор Яков Сидорович Крестьянов. Когда-то он закончил окружные курсы делопроизводителей-казначеев и на большее «пороху» у него не хватило. Армейскую службу начинал он еще до войны, но на фронте ему побывать не удалось... Человек он был добрый и веселый, но дела финансовые вел неважно, допускал много нарушений. Однако хорошо умел из отношений с людьми извлекать свою выгоду. Всевозможные разовые выплаты были построены у него на личной материальной заинтересованности: я тебе подъемное пособие – ты мне тоже «чего-нибудь». Так что оставаясь на время отпуска за него, мы порой стыдились, платишь человеку законно причитающееся, а он тебе бутылку коньяку. Никакая критика не помогала Якову исправиться, у него эта «метода» уже прочно вошла в жилы и в кровь.

Проходив достаточное количество лет в майорах, он подыскал себе подполковничью должностенку в оргмоботделе штаба армии. Мы дали согласие, но при условии, если «мобисты» заберут Крестьянова к себе. Они взяли, присвоили ему очередное звание, а потом спохватились – для них он оказался совершенно непригодным. Но назад ходу уже не было. Наш начальник твердо стоял на своем и «подарка» принимать не желал...

Но вскоре Крестьянову удалось добиться перевода в Киевскую армию ПВО. Там встал вопрос: какую дать должность подполковнику? Судили-рядили, нам звонили, и назначили его начфином небольшого ракетного полка на капитанскую должность. Он согласился, ибо большего объема в одиночку просто бы не потянул. Прослужив немного в Прилуках, он уволился, через пару лет получил квартиру в Киеве и доживал оставшиеся дни уже на своей родине... Вот в этом коллективе мне и пришлось с головой окунуться в ревизии и проверки. Армия была большая. Сухопутная территория, на которой дислоцировались соединения и воинские части армии, составляла 905 тыс. квадратных километров, что равнялось территории Франции и нынешней объединенной Германии, вместе взятых.

Требования финансовой службы Войск ПВО к качеству проведения и отработке материалов документальных ревизий инспекторским составом нижестоящих звеньев были жесткими. Каждый факт финансовых нарушений, записывавшийся в акт, должен был иметь четкое обоснование, какой законодательный акт или руководящий документ нарушен, кто конкретный виновник нарушения и к чему это нарушение привело. Но иногда приходилось идти и на компромиссы. Так, в одном из радиотехнических полков я выявил бесспорный факт незаконного приобретения двадцати спортивных костюмов. Записал это в акт, с предложением взыскать незаконно израсходованную сумму. Когда же доложил об этом командиру полка, тот пригласил меня пройти с ним на командный пункт. Пришли. В помещении планшетистов на специальных лесенках перед планшетом с боевой обстановкой работают девчата, как раз в этих спортивных костюмах. Ниже солдаты-операторы, передающие им данные по обстановке. Командир говорит:

– У меня в полку двадцать девчонок-солдаток. Залезает она, бывало, на свою лесенку в короткой юбчонке и солдат вместо того, чтобы следить за целями на экране, в другую сторону заглядывает. Вот я и вынужден был купить эти костюмы.

Убрал я это нарушение из акта, взяв с командиром грех на душу пополам. В целом же ревизии и проверки проводились бескомпромиссно и строго. За семь лет службы в Архангельске за произведенные мной ревизии каких-либо нареканий в мой адрес не было.

В 1960-х годах не от хорошей жизни возникла проблема фиктивных счетов. Необходимых для войск тех или иных материальных ценностей, подлежащих приобретению по безналичным расчетам в специализированных магазинах и мелкооптовых базах, как правило, не было. Да и сама сеть этих магазинов и баз оказалась слишком слабо развитой. В результате появилась «щелочка» – разрешили такие покупки производить в магазинах розничной торговли, но не более одной покупки в день на сумму не более пятидесяти рублей. И пошло. Под флагом «Для пользы дела» эта «щелочка» превратилась в брешь. Нечистые на руки люди начали в этой мутной воде ловить крупную рыбку.

В связи с этим нами была проведена широкомасштабная операция по всесторонней встречной проверке счетов, оплаченных за наличные деньги. Результат получился ошеломляющим и завершился жестким приказом командующего армией. Но практика показала, что суммы по выявленным фиктивным счетам нужно было взыскивать с виновных непосредственно по выявлении. Если только взыскание оставалось на потом, с убытием инспектора из части, опять вытаскивался на поверхность лозунг «Для пользы дела», что, мол, тот или иной материал, может быть и с нарушением, на самом деле был куплен и использован по своему предназначению и никаких взысканий с виновных не производилось.

Но мы не сдавались. Одним из методов «обсерьезить» этот вопрос был выход для борьбы с нарушителями на страницы армейской газеты «Часовой Севера». Почин сделал я, и он оказался удачным.

На критические публикации в газете следовала соответствующая реакция политотдела и отдела кадров армии. Более того, например, за присвоение более шести тысяч рублей государственных средств двое военнослужащих были осуждены.

Наряду со всевозможными мероприятиями контрольно-ревизионной работы у нас много внимания уделялось специальной подготовке военных финансистов, их моральному облику. К сожалению, и среди финансистов попадались нечистоплотные. Вот, казалось бы, уже опытный начфин ОБАТО капитан В. Чемеков взял да и оплатил все скопившиеся командировки за счет имевшихся в достатке средств на содержание аэродрома. Безусловно, за это его, конечно, щедро «благодарили»...

Этот вопиющий факт был вскрыт армейской ревизией. Когда мы прибросили, во что обошлась эта «инициатива», то ужаснулись – даже годового армейского лимита не хватило бы восстановить статус кво. Приказом командующего Чемеков был предупрежден о неполном служебном соответствии. Однако «метод Чемекова» моментально распространился и в других частях. Наказывали и финансистов, и командиров, но это мало помогало. Пришлось подключать прессу, а через нее армейскую парткомиссию. Только с помощью этой «тяжелой артиллерии» удалось поправить дело.

Чемеков совершил еще одно должностное преступление и был осужден. За повседневной работой инспектора-ревизора, когда 250–270 дней в году приходилось мотаться по командировкам, а в перерывах между ними отпатрулировать по городу, знакомиться с вновь поступившими документами по службе, готовиться и выступать на семинарах по марксистско-ленинской подготовке, как-то незаметно пролетели два года и встал вопрос о поступлении в адъюнктуру. У меня к этому времени ожидалось рождение в семье второго ребенка. Да и подготовленный реферат уже казался каким-то детским лепетом на лужайке. Появилась интересная тема – выплаты «полярных надбавок». Действующая инструкция по этому вопросу вызывала много кривотолков. К ней я подбирал богатый практический материал, добывая его в судах различной инстанции во время командировок по нашей необъятной территории.

В 1965 году собранный материал удалось обобщить, отредактировать и даже издать типографским способом в Калининской академии Войск ПВО. Спрос на получившуюся брошюру в сто страниц превзошел все ожидания. Потребовался даже второй тираж, чтобы довести это пособие до всех частей ПВО, дислоцировавшихся в районах Крайнего Севера. «Гонораром» за эту работу мне была благодарность командующего армией и часы «Командирские» от его имени. А брошюру, в качестве реферата, вместе с рапортом о предоставлении права сдачи экзаменов в адъюнктуру я направил начальнику военного факультета при Московском финансовом институте.

Были в практике и курьезы с предоставлением льгот военнослужащим за службу в районах Крайнего Севера... Так, в одном и том же ракетном полку личный состав, размещавшийся в городе, получал пятнадцатипроцентную надбавку к окладам, а личный состав дивизиона, который, кстати, нес боевое дежурство на новом комплексе, но был размещен всего в нескольких сотнях метров от границы льготной зоны, этой надбавки был лишен. Вот как иногда получается, когда иные «полководцы», принимая решения, не советуются с финансистами. Хотя, между прочим, такой совет был – переместить еще не обустроенный дивизион в другое подходящее место в пределах льготной территории.

Пришлось командованию армии поломать немало копий, чтобы положительно разрешить возникшую проблему.

Прожив около полугода в частном доме, я получил, в конце концов, две комнатенки в коммунальной квартире деревянного дома. Отопление, конечно же, печное, а о горячем водоснабжении мы тогда и не мечтали...

С назначением на должность заместителя начальника финансового отдела армии меня избрали секретарем партийной организации отдела. К служебной добавилась и общественная работа.

Я уже научился вылетать в командировки в любое время, даже если в кассе не было билетов на нужный рейс. В этом случае брал билет на ближайший, ехал в аэропорт к нужному самолету и «дежурил» у трапа. Свободное местечко оказывалось всегда. Приходилось летать не только самолетами Аэрофлота, но и рыбразведки, и военными бортами. Однажды из Кеми летел на военном Ан-2, сидя на мешках с мясными тушами. Особо сложным был второй вылет на Новую Землю. Там нередко повисал над аэродромом этакий «зонтик» измороси. Мы три раза неудачно заходили на посадку. Получили команду возвращаться назад, в Амдерму, но вскоре и этот аэродром закрыл «моросевый зонтик». Почти с пустыми баками садились уже в Нарьян-Маре.

О Новой Земле одним из самодеятельных поэтов была написана целая стихотворная поэма «Василий Теркин на Новой Земле». В памяти сохранилось четверостишье:

Пуп Земли пришелся на Европу

В этом смысл определенный есть

Если шар земной имеет попу,

То, конечно, попа эта здесь...

За семь лет я вдоль и поперек исколесил Кольский полуостров, Карелию и Архангельскую область, дважды пришлось побывать на Новой Земле. Запомнился и вылет на Землю Франца-Иосифа.

Впервые я услыхал об этом гарнизончике после того, как белые медведи напали там на замполита роты. Виноват был сам погибший. Дело было так. Стояла суровая зима. Все прибрежные полыньи замерзли и стая около шестидесяти медведей в поисках пищи жалась к человеческому жилью. Такое бывало часто, поэтому на случай «медвежьей опасности» по существовавшей инструкции предусматривались специальные меры, в том числе «включение тропы» между жилой и боевой зоной – по три прожектора «вилкой» с каждой из сторон. На эту световую «тропу» медведи, как бы они голодны ни были, не выходили.

Но замполит, бывший в тот день ответственным за проверку несения боевой службы, решил не включать прожекторы, чтобы обеспечить внезапность проверки. Среди ночи дежурившие на посту солдаты услыхали душераздирающий крик, моментально включили «тропу», с нее в разные стороны побежали медведи, оставив после себя только клочья разодранной одежды капитана.

Там же был и другой случай, связанный с нападением белого медведя. Солдат (часовой) охранял продовольственный склад. У склада был только тамбурок деревянный в виде сторожевой будки, а все остальное помещение вырублено во льду и обваловано снегом. Часовой был в тулупе, валенках, автомат на груди, сумка с запасными рожками, шапка с опущенными и завязанными под подбородком ушами. Нести службу помогали несколько полярных лаек.

Вдруг, как потом рассказывал солдат, кто-то сильно хлопает его сзади по плечу. Он оборачивается – белый медведь... Как в одно мгновение солдат оказался на крыше двухметрового тамбурочка, ему и самому было непонятно. Нажал с испугу на спусковой крючок и не отпустил его, пока не кончились патроны. Прибежавший на выстрелы начальник караула увидел только улепетывающего медведя, двух разодранных им собак и часового, сидящего на крыше продсклада. Еле сняли его оттуда. А потом, разбирая случившееся и забыв, что все могло кончиться трагически, даже смеялись: такому прыжку сам Брумель позавидовал бы.

Какой-то год на Нагурской был связан с молодым командиром роты, прибывшим на остров с женой. Та сразу же взяла в свои руки все ротные кухонные дела. Будучи, кстати, прекрасным охотником, кормила солдат по-семейному от души. Чего-чего, а дичи здесь хватало...

Но через год прибыл новый командир. У него не было жены-хозяйки, да и среди солдат не оказалось повара. Все пошло кувырком. Зачастую и горячую пищу не готовили. Жалобы дошли до командующего армией.

Он приказал создать комиссию для проверки и оказания помощи командиру роты, включив в нее и финансиста. Выделил самолет. Финансисту там вообще-то делать было нечего, но приказ есть приказ – послали меня. Долетели благополучно, сели на ледовую полосу с первого захода. Тыловики привезли с собой повара и взялись за составление меню на целый год, проверку наличия продовольствия, медики – за обследование личного состава. Ох, и наслушался я в это время про забавные истории из жизни роты!

Но самое интересное бывало вечером после ужина. В помещении столовой повесили на стену простынь и стали смотреть «кино по-нагурски». Фильмы в роту завозили один раз в навигацию и сразу на весь год. Демонстрировали же их не три раза в неделю, а ежедневно. Сначала крутили ленты правильно, потом в обратную сторону, перемешивали коробки с лентами между собой и продолжали крутить как попадется. На экране была сплошная мешанина, а в зале гомерический хохот. Такого веселого кино больше уж нигде видеть не приходилось.

За время моей службы в Архангельске город значительно преобразился, был построен грандиозный мост через Северную Двину с поднимающейся вверх серединой для прохода морских судов, современный железнодорожный вокзал на ее правом берегу, аэропорт Талаги, на котором базировался и наш авиационный полк, появились многоэтажные дома.

Как ни хорошо, как ни дружно мы жили с соседями в коммунальной квартире, но хотелось иметь отдельную квартиру. Уже года два лежал в КЭО армии мой рапорт со всеми необходимыми в данном случае резолюциями, однако дома строились, а нам так ничего и не улыбалось.

Будучи секретарем парторганизации, я не раз заводил разговор на эту тему с секретарем парткома штаба полковником Соловьевым и получал примерно такой ответ:

– Ты же коммунист и должен понимать ситуацию, нет сейчас возможности дать отдельные квартиры всем нуждающимся.

Я, действительно, знал только свои обязанности, а вот о правах как-то и не задумывался, хотя порой и недоумевал: кто-то прибыл в штаб армии значительно позднее, а уже обживают квартиры в новых домах... Началось распределение квартир в очередном доме. Меня обнадежили, что, мол, здесь-то ты обязательно получишь. И мы были в нетерпеливом ожидании. Но... после первой читки моей фамилии в списке счастливчиков уже не оказалось.

Жена в это время работала в штабном медицинском пункте, который обслуживал в основном наше высшее начальство и их жен. Ей приходилось делать уколы и ставить банки тогда еще подполковнику Варенникову, командовавшему в Архангельске кадрированным стрелковым корпусом ЛенВО. Бывала она у жены командующего нашей армией генерал-лейтенанта Бондаренко.

Вот и после огорчительного для нас известия о дележе квартир в только что отстроенном доме, она поехала делать какие-то процедуры жене командующего. Та что-то усмотрела ненормальное в ее настроении и спросила:

– Вы чем-то расстроены, Антонина Емельяновна?

Ну, та ей все сквозь слезы и рассказала. Роза Павловна берет трубку прямого телефона к мужу и разговаривает с мужем...

Я об этом разговоре еще и не знал ничего – сижу, готовлюсь к очередному выезду в войска. Вдруг звонок командующего – вызывает Зайченко. Минут через десять–пятнадцать тот звонит мне и спрашивает, где мой рапорт на квартиру. Я ему отвечаю, что в КЭО. Еще минут через десять он снова звонит и дает команду написать новый рапорт. Я быстренько пишу и заношу ему в приемную командующего.

А примерно через полчаса звонит мне уже начальник КЭО подполковник Куприянов и этак заботливо спрашивает:

– Какая тебе нужна квартира двух- или трехкомнатная?

Я поскромничал и сказал, что, видимо, вполне достаточно будет и двухкомнатной. В 1968 году из коммуналки мы переехали в отдельную квартиру.

В работе тоже появилось много нового. Мы активизировали работу по обмену опытом, сами ездили в другие армии, организовывали и проводили такой обмен среди руководящего состава финансовой службы своих соединений.

Офицеров финансового отдела армии с приходом на должность начальника инспекции финансовой службы Войск ПВО полковника Н.П. Шелепугина стали чаще привлекать на ревизии, проводимые финансовой службой Войск ПВО. И если раньше начальник всеми силами отбивался от таких командировок, то мы теперь стали сами предлагать свои услуги. Польза была явная, поэтому и на армейские ревизии мы начали привлекать руководящий состав финансовой службы своих соединений, а также тех финансистов, которые заочно обучались на военном факультете.

О наших инициативах уже знали не только в финансовой службе Войск ПВО, но и на военном факультете и в ЦФУ МО. Поэтому мы посчитали за особую честь, когда к нам на стажировку в должности начальника финансового отдела армии прибыл с военного факультета тогда еще подполковник Семен Михайлович Ермаков (ныне – генерал-майор в отставке). Ему были предоставлены все возможности проявить себя... Для повышения его навыков в контрольно-ревизионной работе была даже проведена несколько ранее запланированных сроков ревизия финансово-хозяйственной деятельности дивизии ПВО в Петрозаводске.

Этот гарнизон считался у нас самым престижным. Ревизию возглавлял я, хотя мне приходилось постоянно курсировать между Петрозаводском и Архангельском, поскольку начальник финансового отдела был в отпуске. Поэтому Семен Михайлович проводил самостоятельно запланированные проверки, акты же не рисковал подписывать без согласования со мной. В частях дивизии он прочитал несколько лекций на военно-экономические темы. Войсковые политработники даже удивлялись, как это можно так складно и интересно говорить по два-три часа, не заглядывая ни в какой конспект.

Семен Михайлович проштудировал все наши материалы, опубликованные в армейской газете, и забрал мои публикации для использования в учебном процессе на военном факультете.

После стажировки он наговорил про меня в Москве, видимо, много хорошего: и пахарь, и жнец, и на дуде игрец. И рекомендовал уже не в инспекцию, а во второе управление. Но я этого еще не знал.

Первым с назначением в Москву поздравил меня телеграммой Ермаков, а на следующий день пришла телеграмма с указанием даты приказа Министра обороны и должности, на какую я назначен.

За время своей «архангельской эпопеи» я отслужил под началом трех командующих армией – Олифирова, Бондаренко и Гулаева. Каждый из них по-своему был примечателен. Мне же импонирует больше Бондаренко. Это был человек совсем иного склада – высокий, поджарый, подвижный. С ним и жить в штабе армии стало как-то спокойнее.

При нем я стал майором и получил первую за четырнадцать лет семейной жизни отдельную двухкомнатную квартиру.

Но Бондаренко в должности командующего пробыл недолго и был переведен командующим ЗРВ Войск ПВО в Москву. Там он вскоре трагически погиб в авиакатастрофе.

Его сменил генерал-лейтенант авиации, дважды Герой Советского Союза Н.Д. Гулаев. Небольшого роста, плотно и крепко сложенный, простой по натуре человек, «генерал-рубаха», всем доступный, беззлобный матершинник... О Гулаеве среди личного состава ходило много всевозможных былей и небылиц, но все они были этакими не злобными, скорее добрыми и юморными. В целом-то его уважали за порядочность, справедливость и всеобщую доступность.

Семь лет на Севере. Много ли это или мало? Наверное, и то, и другое. Много, потому что ни в одной академии не почерпнешь столько навыков, сколько это удалось здесь. А мало ... Человеку всегда кажется, что сделано еще не все, что-то упустил, того не успел.

Я расставался с Севером с сознанием того, что годы службы здесь были хорошей школой жизни. Приобретенные при этом практический и жизненный опыт очень пригодились в дальнейшем при работе в Центральном финансовом управлении Министерства обороны и в Северной группе войск. А главное, что в этот период я четко осознал и старался доказать, что не место красит человека, а его дело. И, кажется, мне это удалось.

Уезжал я уже с нового железнодорожного вокзала на правом берегу Северной Двины. Было как-то немного грустно. Медленно тронулся поезд – прощай Архангельск!