29 ноября, 2012

СЛУЖБА НА МЫСЕ СВЯТОЙ НОС

Сергей ОСЬМАЧКО

Сергей Григорьевич Осьмачко родился в 1957 г. Окончил ЛВВПУ ПВО (1978 г.), ВПА им. Ленина (1986 г.). Служил на должностях: замполита роты, зенитного ракетного дивизиона, преподавателя, старшего преподавателя, доцента. В настоящее время начальник кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Ярославского зенитного ракетного института ПВО. Доктор исторических наук, профессор. Опубликовал более 200 научных трудов. Награжден многими медалями. Полковник.

В период с октября 1980 по август 1983 года мне посчастливилось проходить службу в должности заместителя командира 3-го зенитного ракетного дивизиона 224-й зенитной ракетной бригады. Подразделение дислоцировалось на мысе Святой Нос. Оказии туда случались нечасто, поэтому своего отъезда с Большой земли мне пришлось ждать 47 дней. За это время я смог представиться командованию части: командиру подполковнику А.В. Майданыку, начальнику политотдела полковнику Д.Л. Примаку и другим; вдоль и поперек исследовать забытый Богом военный городок.

Хотя несколько позже, уже на Святом Носу, где не было регулярной связи с материком и отсутствовало телевидение (его включали на 2–3 часа вечером, так что программу «Время» мы успевали посмотреть полностью, а вот художественный фильм после нее – нет), куда почту доставляли несколько раз в год и прочее, я совершенно по-другому оценил нашу старую добрую Гремиху. Что же говорить про Мурманск или Североморск, Оленегорск...

Пока я поджидал оказию на Святой Нос, пришлось завести тесное телефонное знакомство с будущими сослуживцами. Замполит технической батареи старший лейтенант А. Волков просил не забыть получить почту и особенно посылки, а также привести фотореактивы. Женсовет атаковал просьбами купить в «гремиханском» военторге медикаменты, цитрусовые, несколько ящиков мандаринов и чего-нибудь сладкого для детей. Выполняя многочисленные просьбы, я наполучал около тонны имущества. Каждое утро наша команда грузила весь этот скарб на ЗИЛ-157 и везла на причал, где находилась до обеда в ожидании разрешения оперативного дежурного выйти в море. Ожидание, как я сказал, продлилось 47 дней.

Мне уже тогда очень понравился командир дивизиона подполковник Александр Николаевич Супрунчук. Причем понравился не имевшимся боевым опытом, не орденом, полученным в мирное время без блата и без высшего образования, а тем, что он, как говорится, сразу взял быка за рога. Командир дивизиона руководил мной через залив так, как будто мы давно знакомы. Задачи он ставил мне просто и задушевно: «пойди в «службу ружья» и с майором Вороновым договорись насчет технического имущества»; «зайди в вещевую службу и у капитана В. Филинова выпиши теплые вещи»; «сходи в госпиталь и узнай, как здоровье рядового Ледкова, которому сделали операцию, да и в больницу гражданскую тоже загляни – там жена лейтенанта Гусева...». Становилось ясно – командир требовательный, заботливый и душевный.

К тому времени, когда загруженный сверх всякой меры нашим имуществом и людьми МК-19 отвалил от причала в Гремихе, я, как мне казалось, не понаслышке знал положение дел в дивизионе, осмыслил кое-какие нужды и запросы личного состава.

Связь с Большой землей мы поддерживали морем (морской катер МК-19, водолазный мотобот ВМ-3, самоходная баржа «танкист», самоходная баржа МБСС – «Ляля», как ее называли все), воздухом (вертолеты – лучший способ передвижения – быстрый и аккуратный, хотя с вертолетчиками всегда было трудно договориться – требовался минимум ящик тушенки). Иногда приходилось добираться и по суше. Возможно это было только зимой, когда замерзала Иоканьга, а сопки покрывались мощным снежным покровом. В последнем случае в ход шли ГТСки, снегоходы «Буран», которые были только у гражданских на маяке.

Отправляясь впервые на Святой Нос, я серьезно волновался. Причиной тому было не ожидание встречи с коллективом и не те великолепные красоты, которые открывались взору повсеместно, причиной волнения было море. Я волновался вместе с ним. Катер зарывался носом в волну, и думалось, что уж в этот раз он и не выправится... Но люди вокруг были спокойны, и я, решив, что мое незнание моря не должно быть причиной уныния, подкатил к нашему капитану, легендарному мичману Бушило, и спросил как можно небрежнее: «Скоро ли приплывем?» Ответ носил ритуальный характер: «Плавает только г...о, моряки – ходят». Окончательно посрамленный, я стал рассматривать приближавшийся берег.

Есть такое понятие – «болезнь Севера». Это о человеке, который полюбил Север, почувствовал его первозданность, суровую красоту. Много о такой болезни писали Обручев, Джек Лондон и другие. На Святом Носу я понял, что подвержен этой болезни в полной мере. Мне и раньше нравился Север: с отцом-военнослужащим пришлось пожить в Архангельской области, в Полярном; сам служил в Коми АССР, но Кольский полуостров – это что-то особенное... Красоту северного сияния поймет только тот, кто его видел. А как красива тундра весной в период цветения! Может быть, именно дефицит таких переживаний подогревает эстетическое чувство заболевших Севером?!

Однако вернемся в 1980 год. Надо сказать, что в дивизионе меня ожидал настоящий подарок судьбы – отличный воинский коллектив, спаянный лучшими воинскими традициями. Я не идеалист. Были и какие-то недостатки: кто-то пьянствовал, кто-то копил «полярки», зарабатывая язву. Но большая часть офицеров и прапорщиков служила не за страх, а за совесть и на временные неурядицы, которые, как это часто бывает в жизни, были слишком постоянными, смотрела с веселым снисхождением. Конечно, в основе этого феномена находилась личность нашего командира.

Александр Николаевич Супрунчук, к сожалению, его уже нет среди живых, пусть земля ему будет пухом, представлял из себя чудесный тип русского, советского офицера-служаки. Я уже говорил, что он не имел высшего образования, но никакой «ромбик» не заменили бы ему прекрасного знания военного дела, природного ума, житейской сметки, глубокой порядочности и добросовестности. Это был настоящий лидер: в меру авторитарный, с сочным и грубоватым военным юмором, умеющий видеть сложные проблемы в диалектическом взаимодействии главного и второстепенного.

Супрунчук был хорош и тем, что всегда стремился подавать пример своим подчиненным, а перед начальством особенно «не прогибался». Он умел строить отношения и занимался этим с явным удовольствием. Его энергия пробуждала в людях неподдельный энтузиазм – слова казенные, но в них есть суть. Как и многие командиры того времени, Александр Николаевич терпел партийно-политическую работу, а к политработникам относился с некоторым недоверием. Но, убедившись со временем, что я собираюсь стать его помощником, в том числе по части тыла и хозяйства, он во всем поддерживал своего молодого замполита.

Примерно такой же стиль взаимоотношений сложился у меня и со следующим командиром – подполковником Виктором Матвеевичем Рублевым. Этот экспансивный и решительный офицер искренне старался сохранять лучшие традиции нашего подразделения. К сожалению, этого не скажешь о моем последнем командире дивизиона, которого мы оставим безымянным. Списанный за пьянство на замену, этот майор – «академик» как будто специально разваливал добротное здание, построенное его предшественниками. В коллективе, ослабленном к тому же пресловутой заменой, начались склоки, групповщина. Несколько месяцев службы с этим офицером оставили у меня скверное впечатление...

На Севере несколько Святых Носов, но наш был лучше всех. Кроме 3-го дивизиона (С-75 с технической батареей, командир ветеран Севера майор А. Шульга, офицеры – старшие лейтенанты В. Кушнеров, С. Литвиненко, А. Бурнацев и др.), здесь располагались:

6-й дивизион нашей бригады (С-125), который формировался позже, чем другие дивизионы, поэтому отличался низкой дисциплиной личного состава, плохими материально-бытовыми условиями. Позывной 6-го дивизиона был «Чужак» (наш – «Скамейка»), что порождало немало изощренных шуток. «Чужак» еще называли «город-герой Чужак». Впрочем, с ребятами из 6-го дивизиона мы всегда дружили и делились всем, что имели сами; ведь на Севере нельзя без взаимовыручки;

маяк (его начальник М.Горбунов получил орден «Знак Почета» за бесперебойную работу маяка в течение 20 лет, после чего маяк, где жили несколько семей, благополучно сгорел);

несколько мелких флотских подразделений (пост связи, береговая батарея, в штате которой не было замполита, но был врач – спасибо флоту!);

гидрометеостанция, которой командовал холостой В. Зайцев, а персонал составляли молодые девушки — выпускницы всяких метеорологических учебных заведений и предмет вожделений холостяцкой прослойки Святого Носа. На ГМС мы и сыграли замечательную свадьбу: мой товарищ, начальник отделения радиотехнической батареи Миша Васильев женился на хорошей девушке. Замечательно и то, что эта семья существует и поныне, а старший офицер Васильев служит в КСпН.

На весь этот «куст» на базе нашего дивизиона был открыт магазин военторга, построена вертолетная площадка.

Зимой жизнь текла как-то скучнее. Редкими были оказии, в первую очередь из-за плохой погоды. «Задуло, заболтало», – говорили у нас. Иногда офицер-отпускник, подхватив жену, детишек и нехитрые пожитки ускоренным маршем пробирался по обледенелым камням к морю, чтобы попасть на борт идущей шлюпки. Но морской офицер мог и не взять людей на борт: то накат велик, то команды не было. Тогда бедолага-ракетчик, тащась назад, разоблачался в полевое обмундирование, и как говорится, будь готов к новым стартам.

Летом сношения с внешним миром были более регулярными, сказывались и хорошая погода, и завоз годового запаса продуктов.

Проверяющие из вышестоящих штабов старались не попадать на Святой Нос, так как там можно было зависнуть надолго. Один раз некий начальник прибыл с политической проверкой, начал грозно и в разнос, но... через 14 дней ожидания так сник, что побежал на катер в спортивном костюме и тапочках, так что форму и папаху пришлось нести следом.

«Сняться» со Святого Носа на вертолете или с причала в будочке Лопское становище считалось удачей. Хуже, если выбрасывали в Волоковую бухту, еще хуже – на маяк или ГМС.

Изо дня в день дивизион жил обычной жизнью зенитного ракетного подразделения: полигон, боевое дежурство, караул, наряд, хозяйственное обеспечение, безопасность, выживание. Нелегко было проводить какие-то мероприятия воспитательного характера, но проводили. Уровень боевой готовности и боеспособности подразделения благодаря стараниям командного состава соответствовал предъявляемым требованиям: Север не располагал к расслабленности, а близость границы прибавляла бдительности.

Иногда барахлила техника. Тогда все с надеждой смотрели на старшего лейтенанта Михаила Казаринова, все знали, что Миша – это «спец» по технике высшего класса. Действительно, молодой командир радиотехнической батареи мог сутками не вылезать из кабины, пока не будет устранена неисправность. Справедливый, скромный, неприхотливый наш зампотех по-настоящему обеспечивал боевую готовность. Не случайно вскоре он поступил в ВИРТА, после окончания которой его военная карьера складывалась достаточно успешно.

От комбата не отставали и подчиненные: капитан В. Зудилов, капитан М. Островерхов, старший лейтенант М. Васильев, лейтенанты Гусев, О. Кутафин, В. Федоров, прапорщик А. Воробьев, многие солдаты и сержанты. В массе своей это были молодые, задорные и неунывающие офицеры, служившие Родине честно, не чуравшиеся солдата, делившие с ним все радости и невзгоды военного быта.

Несколько сложнее была обстановка в стартовой батарее. Тогда стартовики почти полностью комплектовались выходцами из Средней Азии и Закавказья. Эти воины слабо владели русским языком, а многие вообще не владели. Впрочем, низкий уровень образованности и прочие особенности этого контингента хорошо известны. Имевшиеся неуставные отношения на почве разных сроков службы в стартовой батарее усиливались национальными конфликтами и обидами.

Морально-психологическая обстановка осложнялась и тем, что горячий осетин комбат 3. Кесаев демонстрировал неуравновешенность, невыдержанность, склонность к рукоприкладству, а его взводные, старшие лейтенанты С. Рязанов и Е. Шныров, были по-русски ленивы и беспечны. Проблемы стартовой батареи постоянно находились в поле зрения командира, начальника штаба сначала капитана А. Курашова, потом капитана В. Петрова и замполита. Тем более что в непростой морально-психологической обстановке приходилось отходить от традиций и перефокусировать те или иные направления, формы и методы текущей партийно-политической работы.

Но главное было не в этом. Жили мы довольно дружно. Семейные старались для солдат, жены пекли к праздникам торты, всех угощали. Все вместе мы заготавливали лед, дрова, таскали грузы и прочее. Проводились спортивные мероприятия, готовились очень неплохие концерты художественной самодеятельности, продолжавшиеся по 2,5 часа, причем каждая национальность готовила свой номер. Очень весело и изобретательно встречали Новый год. Большое значение имела переписка с родителями, обмен фотографиями, документами, наказами и прочее. Основной упор делался на контроль и индивидуальную воспитательную работу. Не сразу, но результаты появлялись.

Большую помощь в работе мне оказывал секретарь парторганизации – начальник отделения средств разведки и управления капитан П. Селедцов. С ним всегда легко работалось: это был обстоятельный, дотошный, по-хорошему неугомонный офицер, обладавший критическим мышлением и отличным чувством юмора. На него можно было положиться всегда и во всем. Так же воспитывался и лейтенант А. Генералов – ближайший помощник, а затем и сменщик П. Селедцова, переведенного в штаб бригады.

Бригады в Гремихе давно нет, нет и нашего дивизиона. Но все было не напрасно, мы старались честно делать то, что было нам поручено. Зимой домики заметались до самой крыши, нередко объявлялось штормовое предупреждение, а мы все равно не сдавались: стартовики чистили позиции от снега, с ближайшего озера мы таскали лед, топили для бани, столовой и квартир, пекли отличный, известный всем белый хлеб, собирали ягоды, грибы, содержали свинарник...

Всем нам казалось, что после этих трудностей наступит новая, лучшая и счастливая жизнь. Сегодня, с высоты прожитых лет, становится ясно, что именно тогда мы были по-настоящему счастливы. У нас было дело, были добрые товарищи и справедливое начальство, был престиж и статус, льготы, наконец...

А главное — мы были молоды и нужны своей стране!