16 февраля, 2013

НА ВСЮ ЖИЗНЬ

Геннадий ЛЕГАСОВ

Геннадий Сергеевич Легасов родился 19 апреля 1921 г. в г. Иркутске. Осенью 1939 г. был призван на военную службу. Участник Советско-финляндской войны 1939-1940 гг. В первый день Великой Отечественной войны назначен командиром орудийного расчета пушечной батареи 81-го Краснознаменного сп в Карелии. С 1943 г. на других фронтах командовал взводом батареей, дивизионом. В 1944 г. стал начальником штаба 1243 иптап 10 артбригады, а войну закончил командиром этого полка. Участвовал в боях за освобождение Украины, Румынии, Болгарии, Венгрии, Югославии, Австрии. В боях был трижды ранен (1941, 1942, 1943). По окончании войны в 1945г. направлен на учебу в Артиллерийскую академию. В1951 г. получил назначение во вновь формировавшийся зенитный ракетный испытательный полигон в районе Капустина Яра. Принимал участие в испытаниях ЗУРО С-25. С 1954 г. работал в Центральном аппарате МО: заместителем начальника, начальником 1-го опытного управления 4 ГУМО. Работал председателем НТК ВПВО (1964-1983). В дальнейшем начальник научного отдела - главный военный эксперт АН СССР. За боевые заслуги и успехи в службе награжден орденами Октябрьской Революции, Отечественной войны I степени (2), II степени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды (4) и многими медалями СССР и РФ, а также румынским орденом и медалью ВНР. Лауреат Ленинской и Государственной премий. Генерал-лейтенант.

ПРИСЯГА ОДНА НА ВСЮ ЖИЗНЬ

Случилось так, что жизнь я свою хотел построить по-своему, но судьба делала так, что от задуманного оставались только надежды. Учился в МГУ, но накануне войны с Финляндией призвали в армию на срочную службу.

В 1941 г. после службы я готовился к демобилизации, чтобы продолжить учебу, но началась Великая Отечественная война. В первый ее день, 22 июня 1941 г. я стал «зенитчиком», хотя служил в полковой артиллерии. Мы стояли в городе Кемь, в двухстах километрах от границы. Нас построили по тревоге, и начальник полковой артиллерии капитан Логинов объявил о начале войны. Тут же им были отданы необходимые распоряжения для подготовки к выступлению в поход: получить полный боекомплект снарядов, походные кухни и все прочее. Утром в 6.00 быть готовыми к выходу.

Мы разошлись по местам и стали готовиться. Через некоторое время меня вызвали в батарейную офицерскую комнату, где Логинов сказал мне примерно следующее:

- Товарищ Легасов, вы человек грамотный, знаю, что самостоятельно глубоко изучаете многие вопросы артиллерийского дела. Может быть, вы читали, что в гражданскую войну пушки наземной артиллерии применяли для стрельбы по самолетам. Для этого их устанавливали на специальные подъемно-поворотные устройства конструкции Иванова. Таких станков у нас нет, нет и зенитных орудий. А самолеты противника могут прилететь. Подумайте, нельзя ли использовать наши пушки для стрельбы по самолетам, без этих специальных станков. Назначаю Вас командиром орудийного расчета. Если что-то придумаете, то займите огневую позицию на вершине сопки, которая находится сразу за проходной полка. Оттуда будет хороший круговой обстрел. Телефонную связь и подвоз снарядов Вам обеспечат. Для стрельбы шрапнелью понадобятся «Таблицы стрельбы». Вручаю Вам свой экземпляр.

- Есть подумать! - ответил я по уставу.

Вышел от начальника. Решение напрашивалось простое: вырыть вокруг орудия кольцевую яму. Туда опустить заднюю часть пушечного лафета. Тогда ствол пушки поднимется градусов до 80 от горизонтального положения, что и требуется для стрельбы.

У меня возникло опасение, как при таких крутых углах возвышения ствола будет работать пневматический противооткатник. Проведя кое-какие расчеты решил: давление воздуха в откатнике нужно удвоить. Накачал вместо полутора атмосфер три.

Сказано - сделано. Вывезли пушку на указанную ОП, вырыли круговой окоп, подкачали давление. Отправил весь расчет в укрытие, зарядил орудие и нажал на спусковую гашетку. Выстрел! Ствол необычно быстро откатился назад-вниз, но не сорвался и остановился. Затем очень-очень медленно, как бы через силу, пополз вверх и вышел в переднее исходное положение в готовности к следующему выстрелу. Шрапнельный снаряд белым облачком разорвался в голубом небе. Ура! - все сделано верно.

Тут же зазвонил телефон:

- Что у вас там происходит? Почему не докладываете?

Объяснил, что мы сделали, и доложил:

- К отражению налета самолетов мы готовы.

Через три часа в небе на западе затарахтел самолет. Это был небольшой аэроплан, вроде нашего У-2. Мы его обстреляли. Первый разрыв снаряда произошел довольно далеко от цели. Корректирую прицел и шрапнельную трубку. Второй выстрел - разрыв уже ближе к цели. Снова ввожу коррективы. Третий разрыв уже совсем близко к самолету. Пилот не выдержал, развернулся на обратный путь и улетел. Тещу себя надеждой, что своему начальству финский летчик доложил «о неприступной противовоздушной обороне города Кемь».

Начав войну рядовым, закончил ее командиром артиллерийского полка в предгорьях Австрийских Альп.

По окончании войны сразу же подал рапорт с просьбой о демобилизации: надеялся успеть к началу учебного года вернуться в МГУ. Просьбу мотивировал тем, что не имею военного образования. В ответ на рапорт получил решение: «В демобилизации отказать, направить на учебу». Так я стал слушателем Артиллерийской академии.

В 1950 г. по окончании академии вместе с дипломом, где была записано «артиллерийский инженер» получил назначение во вновь формировавшийся зенитный ракетный испытательный полигон в районе Капустина Яра в Заволжской степи.

К тому времени в разгаре была «холодная война» и нужно было работать над оснащением Армии самым современным и совершенным оружием, чтобы сделать нереальным любые планы военного нападения на нашу страну. Полигон предназначался для испытаний и отработки первой отечественной системы зенитного ракетного управляемого оружия, которая первоначально имела условное наименование «Беркут», а в последующем - С-25.

Работать на полигоне было трудно. Особенностью испытаний средств системы С-25 было наличие многочисленной, сложной и разнообразной аппаратуры и ее подготовка к очередному пуску зенитной ракеты В-300. Сама ракета проверялась и готовилась на технической позиции, затем вывозилась на стартовую позицию, где проверки продолжались. Одновременно к пуску готовилась РЛС Б-200 управления полетом ракеты и наведения ее на воздушные цели. Порой эти проверки без перерывов продолжались сутками. Все это время испытатели находились на рабочих местах. Бывало, что домой к семьям офицеры не попадали неделями.

Пуск зенитной ракеты и ее полет к цели продолжался всего одну-две минуты. В эти минуты частенько случались отказы и неисправности в аппаратуре ракеты или на станции управления ее полетом. Пуск оказывался неудачным. Более частые отказы аппаратуры происходили в первое время, пока она еще «не успела приработаться». Сказывалась неотработанность технологии на заводах-изготовителях, а порой проявлялись и ошибки конструирования.

Измерительная служба полигона регистрировала основные параметры поведения в полете испытываемой техники. По результатам пуска проводился тщательный анализ и выявление причин неудач. С «хозяев» ненадежной аппаратуры спрос был строгий, поэтому находились желающие свалить вину на своих коллег, хотя бы временно, чтобы у себя устранить без шума свой дефект. Вот лишь один подобный пример.

На ракете имелся ответчик на импульсные запросы станции Б-200. Получив ответ станция определяла координаты ракеты, и, имея координаты цели, автоматически отрабатывала команды управления посылая их на ракету.

На испытаниях при переходе от этапа автономных полетов ракеты к этапу полетов, управляемых со станции Б-200, в момент склонения стартовавшей ракеты с вертикального взлета на наклонный полет к цели сигнал стал пропадать. Станция теряла ракету из вида. Появившийся дефект ставил под угрозу краха весь технический замысел создания ЗРК.

На совещании у технического руководителя испытаниями В.Д. Калмыкова конструкторы-разработчики Б-200 выдвинули свою версию. По их мнению, установленную на ракете аннтенну ответчика экранировали ионизированные раскаленные газы факела ракетного двигателя. По этой «теории» виновником дефекта становился главный конструктор ракеты С.А. Лавочкин. Семен Алексеевич вышел из себя. Раздраженно и категорически он заявил:

- Пусть радисты мне укажут, в какой точке пространства вокруг ракеты я должен разместить антенну их ответчика. И я это сделаю, изменив конструкцию ракеты.

Калмыков пытался возразить:

- Но ведь может оказаться, что требуемое место размещения антенны окажется слишком далеко от корпуса ракеты.

- Это не ваше, радистов, дело, - ответил Лавочкин. - Укажите мне место, и я помещу там антенну ответчика. Но если при этом сигнал ответчика по-прежнему не будет доходить до станции, ОТВЕЧАТЬ БУДЕТЕ ВЫ!

Пока шли выяснения и споры, радисты увеличили мощность импульса своего ответчика втрое, и сигнал ответа в очередном пуске уверенно принимался и непрерывно сопровождался на станции Б-200.

Я служил на полигоне до завершения основных работ по системе С-25. После государственных испытаний система в 1955 г. была принята на вооружение.

С полигона я был переведен в центральный аппарат МО в опытное управление. С этих пор принимал участие в испытаниях и принятии на вооружение остальных ЗРК С-75, С-125, С-200, С-300. Мало кто знает, что конструкторское бюро С.А. Лавочкина разрабатывало ЗРС «Даль», но ее создание так и не было завершено в связи с его смертью.

Несколько отвлекусь от резких поворотов в своей судьбе и расскажу о боевом крещении ЗРС С-75 в небе нашей Родины - под Свердловском 1 мая 1960 г.

Сверхвысотный самолет-разведчик У-2 был создан на американской фирме «Локхид». В 1956 г. его впервые применили на практике во время Суэцкого кризиса. В этом же году он впервые появился в небе Советского Союза и совершил затем еще несколько безнаказанных полетов на высоте 20-22 км. Для основных средств ПВО того времени У-2 был недосягаем. Его могли сбить только ракеты системы С-25, но в районе Москвы он не появлялся. К началу шестидесятого года его могли достать ЗРК С-75 и новый истребитель-перехватчик Су-9. Но это вооружение только недавно начали производить серийно, и оно имелось в очень ограниченных количествах.

1 мая 1960 г. У-2 взлетел с аэродрома Пешавар в Пакистане. Этот самолет был обнаружен нашими новыми высотными РЛС в воздушном пространстве Афганистана на высоте 19 км, которые его начали вести. Самолет пересек нашу госграницу в 5 ч. 30 мин. по московскому времени в районе Памира. Самолет направился в сторону Байконура, а затем повернул на Челябинск, фотографируя по пути интересующие американцев объекты.

В районе Свердловска несла боевое дежурство группировка дивизионов С-75, и совершенно случайно на аэродроме Кольцове оказалось два истребителя Су-9. Они совершали перегоночный рейс от завода-изготовителя в Новосибирске к месту назначения в Белоруссии и были задержаны по погодным условиям. На них не было ракетного вооружения, а летчики не имели высотных скафандров (при перегоне они не нужны). Опыта боевых действий по сверхвысотным самолетам у свердловчан не было, поэтому при действиях против нарушителя, обозначенного как цель 8630, произошло несколько ляпсусов. Но все же в 8 час. 50 мин. У-2 был сбит ракетой С-75 2-го зрдн 57-й зрбр. Пилот Пауэрс по стечению счастливых для него обстоятельств остался жив. По ошибке ракетчики 5-го зрдн С-75 также сбили свой самолет МиГ-19. Его пилот старший лейтенант С.И. Сафронов погиб.

Для выявления запутанной картины произошедших событий в Свердловск была направлена группа генералов и офицеров во главе с заместителем Главкома ВПВО генерал-полковником П.Н. Кулешовым. Он взял меня с собой, как эксперта.

Самолетом мы прилетели в Свердловск в тот же день, примерно в 13 часов. На аэродроме нас встретил командующий армией ПВО генерал Коршунов и группа его офицеров. Нам показали на только что взлетевший самолет, на котором в Москву отправили пилота-шпиона Пауэрса.

В ходе разбирательства комиссией было выяснено. Самолет У-2 был обнаружен нашей РЛС РТВ еще на подлете к нашей границе. В дальнейшем его непрерывно сопровождали на всем маршруте до Свердловска.

По приказу командующего авиацией ВПВО страны маршала авиации, находившегося на КП в Москве Е.Я. Савицкого, летчика Совковича на истребителе Су-9 подняли с аэродрома Кольцове на перехват цели 8630 с задачей сбить нарушителя таранным ударом. Было ясно, что в случае разгерметизации кабины при таране пилоту, не имеющего высотного костюма, грозит гибель. Летчик, выполняя приказ, взлетел, но офицеры наведения не смогли навести Су-9 на цель. Причина - ошибка в определении высоты полета цели. Этот Су-9 был посажен в районе Челябинска.

На таран вылетел второй Су-9, пилотируемый летчиком Ментюковым. Со второй попытки его навели на У-2 достаточно точно. Но тарана Ментюков не совершил, якобы из-за того, что экран его бортового радиоприцела был забит радиопомехами и поэтому он «не видит цели». Его тоже посадили на аэродром, чтобы готовить для повторного вылета.

В это время командующий авиацией Свердловской ОА ПВО генерал Вовк поднял в воздух два перехватчика МиГ-19, чтобы они следовали за целью 8630 ее курсом в готовности сбить нарушителя, если он почему-либо снизится со своей недосягаемой для МиГов высоты. Об этих поднятых истребителях командующий авиацией почему-то никого не известил.

В результате на экранах всех РЛС операторы видели теперь три самолета, летящие одним и тем же курсом. К этому нужно добавить, что ведущий МиГ-19 летчика Байвазяна по команде оператора наведения в нарушение правил летел с выключенным ответчиком «Я - свой», а на летящем сзади ведомом МиГ-19, который пилотировал летчик Сафронов, ответчик посылал РЛС сигнал «ЯСС». У операторов РЛС складывалось впечатление, что наш истребитель преследует летящего впереди него противника (самолет без ответа «ЯСС»).

По халатности командования армии на КП не были организован анализ реальной воздушной обстановки и вопросы взаимодействия между РТВ, ИА и ЗРВ. Вот почему «тайная» инициатива генерала Вовка стала в дальнейшем причиной ряда ошибок в действиях РТВ и ЗРВ.

Так три самолета вошли в зону 2-го зрдн, которым временно командовал майор М.Ф.Воронов. По должности он был начальником штаба и до этого совершенно не имел опыта стрельбы по воздушным целям. Однако теоретические знания у него были неплохие.

Увидев два самолета без сигнала «ЯСС», Воронов затеял длительные переговоры с КП своей бригады, пытаясь уяснить обстановку - где же цель, кого обстреливать? Тем временем три ракеты его дивизиона вышли на режим готовности к пуску. У-2 приближался и вот-вот мог выйти из зоны поражения дивизиона и стать недосягаемым. Стрельбовой радиолокатор и три ракеты, следя за уходящей целью, развернулись почти на 180 градусов. В результате две ракеты оказались расположенными позади радиолокатора. Дивизионная автоматика, как ей и положено, заблокировала их старт, потому что теперь, взлетая, они огненным факелом своих двигателей могли поразить антенну радиолокатора. Сохранила способность стартовать лишь одна ракета, которая располагалась перед антенной РЛС.

Уяснив обстановку, Воронов решился и дал команду «Пуск». По этой команде стартовала одна ракета. Она догнала цель. Подрыв боевой части ракеты произошел у хвоста У-2. Стальные осколки - поражающие элементы БЧ пронизали самолет противника от хвоста к расположенной в его носу кабине летчика. Оторвались правое крыло самолета и хвост. Но массивный двигатель загородил собою как щитом кабину летчика. Самолет стал падать.

У Пауэрса хватило самообладания: он не стал пользоваться катапультой, а на сравнительно небольшой высоте вручную откинул фонарь кабины и вывалился через борт. Он падал затяжным прыжком, парашют раскрылся, и летчик благополучно приземлился на колхозном поле, где и был сдан колхозниками вызванным милиционерам.

Два наших МиГа, не зная о сбитии нарушителя, продолжали лететь курсом бывшей цели от Свердловска на север.

Воронов по неопытности, так как никогда не участвовал в учебных стрельбах по самолетам-мишеням, не смог правильно оценить результаты своей стрельбы. В момент подрыва его зенитной ракеты раскаленные газы, облако взрыва, отражая радиоимпульсы стрельбового радиолокатора, образовали на его экране множество сверкающих светящихся точек. Это мельтешение закрывает отметку от цели, что и подтверждает ее поражение. Воронов же, потеряв на экране цель, решил, что это самолет противника сознательно поставил для его локатора радиопомехи и доложил на КП бригады: «Цель применила радиопомехи и исчезла».

Когда же облако ракетного взрыва рассеялось и прекратилось мелькание светящихся точек на экране, цели уже не было, ее обломки, падая, вышли из сектора обзора вороновского радиолокатора.

На других РЛС многие операторы эту же картину на своих экранах также приняли за результат постановки целью радиопомех. Все начали искать: где самолет противника? И вскоре за цель 8630 стали принимать МиГ-19 Айвазяна, летевший с выключенным ответчиком «ЯСС».

Обескураженный Воронов никому не доложил, что обстрелял цель 8630. Лишь позже солдаты его дивизиона, находившиеся не в кабинах, а около пусковых установок увидели в небе падающие обломки самолета. Доложили об этом Воронову и, выйдя из кабины, он сам убедился, что ему удалось сбить самолет противника. Он тут же доложил на КП: «Я сбил цель 8630». Но ему не поверили, так как на КП армии уже вели, как цель 8630 самолет Айвазяна.

Горючее у Айвазяна и Сафронова, по-прежнему летевших на север, подходило к концу. Командующий авиацией дал им команду возвращаться на аэродром Кольцово. Самолеты развернулись на юг. При подходе к Свердловску их маршрут проходил через зону 5-го зрдн 57-й зрбр. На беду в этом дивизионе оказался неисправным запросчик радиолокатора, который посылает на самолеты сигнал: «Ты чей?». Нет запроса, нет и ответа, поэтому оба самолета не были опознаны как свои. Но почему вместо одной цели стало две?

Запросили КП и получили ошибочный ответ: «В воздухе своих самолетов нет!». Приготовились стрелять по переднему самолету Айвазяна, однако тот по своей давней манере летчика-аса, для посадки на аэродром именно в этот момент круто спикировал вниз и вышел из зоны стрельбового радиолокатора 5-го дивизиона. На экране остался один самолет Сафронова, который и обстреляли тремя ракетами, но сбили его первой. Смертельно раненый летчик успел катапультироваться, но приземлился на парашюте уже мертвым.

К сожалению, в цепи описанных событий многие действия военачальников Свердловской армии ПВО, мягко говоря, не соответствуют требованиям присяги: «защищать Родину умело». А поведение летчика Ментюкова - прямое ее нарушение: он не отважился рискнуть жизнью и пойти на таран. Хуже того, через несколько десятилетий пытался присвоить себе честь сбития: якобы, он пролетел от цели так близко, что газовой струей выхлопных газов и повредил самолет Пауэрса.

Майора Воронова, его оператора, наградили орденами, расчет - медалями. Посмертно орденом Красного Знамени был награжден старший лейтенант Сафронов.

Так закончилась это расследование.

Я продолжал работать с большим желанием, но снова, вопреки моим личным планам, через несколько лет был переведен на работу председателем НТК ВПВО. В то время, в научных институтах, на полигонах, в учебных заведениях и воинских частях ВПВО по инициативе НТК сформировалось оригинальное мнение. Оно получило название - расширение возможностей техники, стоящей на вооружении. Вскрывались конструкторские запасы, которые ранее не были выявлены на испытаниях после проверки войсковыми стрельбами и на учениях. Эти дополнительные возможности легализовались в инструкциях и боевых наставлениях войсках.

Другим источником расширения боевых возможностей были изобретения и рацпредложения офицеров. Вот только два примера такой работы. Первый - снижение нижней границы зоны стрельбы ЗРК за счет умелого выбора ОП. Второй - увеличение боевого радиуса действия истребителей-перехватчиков за счет рациональной системы дозаправки топливом в полете.

Много внимания уделял расширению боевых возможностей тогдашний Главком ВПВО маршал авиации В.А. Судец. Его активно поддерживал Министр Д.Ф.Устинов, ставший позже Председателем комиссии по военно-промышленным вопросам Совмина СССР.

В те годы для высшего руководства страны периодически проводились, так называемые показы новой боевой техники и вооружения. Один из таких показов проходил в 1964 г. на аэродроме Кубинка. От войск ПВО были выставлены - новая система С-200 и, давно известная система С-75, как пример успешной деятельности войск по расширению ее боевых возможностей. Докладывать о С-75 Главком поручил мне.

Наши экспонаты стояли последними в длинном ряду демонстрационной техники, и мы находились в ожидании более трех часов. Наконец-то группа членов правительства приближается к нам. Впереди Н.С.Хрущев, за ним свита - человек двадцать. Выхожу вперед, представляюсь:

- Буду докладывать о расширении боевых возможностей военной техники на примере ЗРС С-75.

Но, видимо, Хрущев уже устал и не уловил, сути сказанного. Стоя в шаге от меня он произнес:

- Ну, эту систему мы знаем.

Он делает шаг в сторону, чтобы обойти меня и двинуться к последнему объекту осмотра. Во мне срабатывает рефлекс - этого нельзя допустить - иначе я не выполню задания Главкома. Я совершенно непроизвольно хватаю Хрущева за рукав пальто выше локтя и останавливаю. Громко восклицаю:

- Никита Сергеевич, здесь много нового!

Хрущев удивленно смотрит на меня. В моей голове почему-то проносится мысль: сейчас меня могут застрелить охранники за нападение на главу правительства. Тут из-за плеча Хрущева доносится голос Д.Ф.Устинова:

- Никита Сергеевич, у них действительно много нового.

Хрущев несколько театрально широко разводит руками и как-то с удивлением говорит:

- Ну, если много нового, тогда послушаем.

Далее все идет по задуманному сценарию - короткий доклад на 4 минуты.

- Дальность стрельбы увеличена с 30 км до 40 км. Чтобы поразить самолет противника и не допустить его к Москве, цель необходимо обнаружить под Тулой. Угловой размер цели при этом такой же маленький как у мухи на дальности 100 метров.

После этой моей фразы Хрущев отзывается:

- Это здорово, в муху попадают.

Он благодарит меня за доклад и жмет руку. Через час нам всем демонстрировали стрельбу по танкам самонаводящимися ракетами. Со мной рядом оказался маршал артиллерии, Герой Социалистического Труда П.Н. Кулешов, мой самый уважаемый начальник. Он сказал:

- Ну, ты молодец, не растерялся.

На самом-то деле я тогда растерялся, но отзыв Кулешова было приятно услышать. На посту Главкома маршала авиации В.А. Судца сменил П.Ф. Батицкий. Павел Федорович до этого был первым заместителем начальника ГШ, и у него с Судцом были тогда натянутые отношения. Возможно, кто-то доложил ему, что Судец благосклонно относится ко мне. С первых дней я почувствовал недоброжелательное к себе отношение Батицкого. Проявлялось это в каких-то мелочах. И на совещаниях он частенько не давал мне до конца высказаться, хотя мне кажется, что излагать мысли кратко я умею. Однажды во время доклада ему какого-то документа он устроил мне разнос:

- Почему, товарищ Легасов, Вы часто на совещаниях позволяете себе высказывать мнения, отличные от того, что сказал я. Это нетерпимо.

И далее в таком же духе. Затем наступила длительная пауза - я понял, что он ожидает ответа.

- Товарищ Главнокомандующий, - начал я говорить, - готовясь к совещаниям у Вас, я обычно знаю заранее Ваше мнение по рассматриваемым вопросам. Над обсуждаемыми проблемами работают и наши ученые-офицеры институтов, ВУЗов. В научных отчетах, докладах они высказывают различные предложения. Мнения одних авторов существенно расходятся со взглядами других. Я, как председатель НТК считаю себя обязанным докладывать Вам и всем членам Военного Совета Войск ПВО страны всю гамму существующих среди ученых мнений, а не только свои личные взгляды. Только зная полный набор этих мнений можно принять по итогам совещания оптимальное решение. Если же я буду Вам только пересказывать ваше же мнение, замалчивая другие, то вместо пользы я буду приносить вред.

Выслушав меня, Главком встал со своего кресла за столом, прошелся молча по большому кабинету до дверей и обратно, сел. Затем, ударив кулаком по столу, он заявил:

- Если Вы хотите до меня довести суждения ученых, которые противоречат известному Вам моему мнению, то приходите ко мне и докладывайте. А балагана на совещаниях разводить я не позволю.

Мне оставалось только ответить:

- Ясно.

- Идите, будем работать, - завершил беседу Главком.

В дальнейшей работе я почувствовал доброе, хорошее отношение маршала П.Ф. Батицкого ко мне. А так мне казалось, до этого разговора, что он намерен снять меня с должности.

В заключение своих небольших воспоминаний о службе хотелось бы рассказать об одной из многих сложных технических проблем, которая есть в области ПРО.

Эта проблема среди специалистов носит несколько схоластическое название - селекция целей. Ее сущность состоит в том, что баллистические ракеты, особенно межконтинентальные, несут несколько отделяющихся в полете боеголовок с ядерными боезарядами. Кроме того - множество так называемых ложных целей: легких (надувных) и более тяжелых.

Ложные цели, отделившись в полете от массивного корпуса ракеты, создают протяженную в пространстве сложную многоэлементную цель. Все ее элементы внешне для радиолокатора похожи друг на друга. Дополнительно от корпуса ракеты отделяется множество дипольных отражателей, которые маскируют боеголовки.

Чтобы поразить реальные боеголовки с ядерным зарядом нужно научиться видеть и распознавать их среди множества похожих на боеголовки ложных целей под прикрытием радиопомех. Эта задача не просто технически сложна, но неясны даже физические закономерности, на которые можно опереться для ее разрешения.

Необходимость обеспечения селекции целей в ПРО четко провозглашалось и военными заказчиками, и конструкторами систем ПРО, но в 1960-е гг. как-то замалчивалась. Это серьезно беспокоило НТК.

С селекцией тяжелых ядерных боеголовок от легких ложные и дипольных отражателей все решалось естественным образом. При вхождении сложной протяженной баллистической цели в плотные слои атмосферы на высоте 20-30 км ложные легкие цели тормозятся. Но это может помочь лишь стрельбовым комплексам ПРО чрезвычайно малой дальности. А при малой дальности этих комплексов потребуется громадное число, что экономически невыгодно.

В свое время Павел Федорович Батицкий, ознакомившись с этой проблемой на совещании, пытался добиться у Председателя ВПК Л.В. Смирнова принятия специального постановления правительства на эту тему. В постановлении поставить задачу перед Академией наук и головными КБ и НИИ промышленности - провести серию целенаправленных исследований по проблеме селекции. Дело тогда ограничилось, не выпуском постановления, а «усилением контроля за исследованиями по проблеме селекции».

Насколько можно судить, проблема селекции в ПРО остается нерешенной и по сей день. Следовательно, все создаваемые средства ПРО могут решать лишь ограниченные боевые задачи по борьбе с малым количеством БР, но они бессильны в случае массированного их удара.

В чем же можно видеть глобальное, стратегическое значение реально создаваемой ПРО от малого количества БР? Видимо в спасении центров государственного управления от случайных ракет, стартовавших в силу каких-то технических или организационных ошибок либо неисправностей, а также возможных в будущем ракетно-ядерных террористов.

Кроме того, информация от РЛС ПРО, безусловно, дополняет данные СПРН и СККП.

В 1983 г. президент США Р. Рейган провозгласил свою программу СОИ. Намечалось приступить к созданию своей ПРО, конечная задача которой должна была состоять в способности отражать, если не полномасштабный массированный ракетно-ядерный удар, то хотя бы ответный (естественно ослабленный) удар СССР после упреждающего массированного разоружающего ракетного нападения со стороны США.

Как нам реагировать на эту программу? Решением правительства была образована представительная межведомственная научно-техническая комиссия под председательством академика Е.П. Велихова. Меня включили в ее состав.

После длительных дискуссий комиссия пришла к заключению, что Советскому Союзу нет необходимости коренным образом менять существующие планы работ в области РКО, поскольку они достаточно полные и вполне реальные. В докладе комиссии было уделено внимание и проблеме селекции в работах по ПРО.

После завершения работы комиссии совершенно неожиданно для меня академик Е.П. Велихов предложил мне перейти из войск ПВО в Академию наук СССР До окончания срока службы мне оставалось полтора года, так что я с благодарностью согласился.

Пришел к тогдашнему Главкому маршалу авиации А.И. Колдунову отпрашиваться. Его реакция была лестная, но своеобразная:

- А на кой черт тебе это нужно?

Вместо черта он употребил более короткое, нелитературное словечко. И после некоторого размышления согласился.

Сегодня после демобилизации продолжаю работать: забочусь в высоком научном мире об интересах обороны страны. Мой общий трудовой стаж составляет семьдесят лет.