26 января, 2010

Оборона Гергебиля

28 октября 1843 г. многочисленные толпы горцев под руководством Шамиля (усиленные жителями селений Гергебиля, Кикуны, Ахальчи, Ободы и другими соседями) показались перед Гергебилем, на высотах со стороны сел. Кикуны.

Смежные гергебильские укрепления, верхнее и нижнее, защищались двумя ротами – 3-й карабинерной и 7-й егерской – Тифлисского егерского полка в составе 306 человек (при трех орудиях и двух мортирах) под командой майора того же полка Шаганова.

Утро 29 октября 1843 г. было занято передвижениями в стане горцев. В полдень весьма значительные толпы пеших мюридов бросились на укрепления. Но вскоре они были опрокинуты картечным огнем из трех орудий верхнего и нижнего укреплений.

Дерзкая попытка эта обошлась горцам недешево. Они потерпели значительный урон, а успех их ограничился взятием пасшегося вблизи укрепления рогатого скота. Причем они не нанесли решительно никакого вреда нашему гарнизону. К вечеру перед укреплениями неприятелем были оставлены одни пикеты, а главные его силы начали переправляться вброд через р. Койсу, ниже моста, и располагаться в садах, командовавших верхним укреплением, прикрывая свое движение дальними ружейными выстрелами.

По заведенному порядку, утром 30 октября седьмая егерская рота, занимавшая верхнее укрепление, выслала за водой команду, которая, будучи встречена ружейным огнем самих жителей, отступила к нижнему укреплению, где можно было еще свободно набирать воду. Ночью на 31 октября 1843 г. неприятель успел обложить оба фронта завалами, а с рассветом открыл пальбу из орудий и ружей.

Несколько горцев-смельчаков засели у самых кухонь, не позволяя российским бойцам брать воду и варить пищу. По распоряжению майора Шаганова храбрым поручиком Щодро была собрана сотня охотников. Быстро сделана вылазка, неприятель выбит из прибрежных завалов, которые тотчас были разрушены. В результате гарнизон был снабжен водой на двое суток.

Вылазка эта была так удачно и благоразумно проведена, что российский гарнизон имел не более пяти человек раненых нижних чинов и одного офицера (прапорщика Беккера). Между тем около тридцати мюридов, заколотых штыками, остались на месте схватки. Продолжавшийся весь этот день беспрерывный огонь утомил наших солдат и вырвал из фронта тридцать два человека убитыми и ранеными. Мужество и хладнокровие майора Шаганова, капитана Горина, поручика Щодро и других офицеров поддерживали дух их подчиненных.

Утрата со стороны неприятеля была чрезвычайно велика, судя по его ожесточению, возраставшему с каждым моментом. Ночью неприятельский огонь умолк. 1 ноября 1843 г. с рассвета и до десяти часов утра лишь редкие и дальние выстрелы из садов беспокоили гарнизон. Но в полдень после намаза огромные пешие и конные толпы покрыли высоты по обе стороны кикунской дороги. Поддерживаемые новыми толпами из садов и самого аула, под покровительством пушечного и ружейного огня, они стремительно атаковали оба укрепления.

Наши солдаты, ободряемые личной храбростью и распорядительностью офицеров, скоро отбросили атакующих. К ночи бой несколько утих, но не прекратился. Видя невозможность взять грудью слабые стены, защищаемые храбрыми тифлисцами, и потеряв слишком много людей в двух отважных, но безуспешных штурмах, горцы начали рубить сады, устраивать фашины и туры, под прикрытием которых приближались постепенно к валу укрепления.

Этот новый род почти правильной осады, дотоле невиданной у горцев, явно обнаружил решительные намерения мюридов – во что бы то ни стало истребить малочисленный российский гарнизон, а беспрестанно прибывавшие новые толпы горцев подтверждали такое заключение.

Силы и средства врагов росли, а российского гарнизона – уменьшались, не говоря, впрочем, о силе нравственной, которая не оставляла горсть храбрых бойцов до конца отчаянной обороны. Шестидневный беспрерывный бой утомил гарнизон. Неприятельские пули и ядра ежедневно выносили от 30 до 35-ти человек из фронта и сильно ослабили его.

Стены верхнего укрепления были пробиты во многих местах ядрами, а на месте батарей, несмотря на исправления, производимые по мере возможности, лежали груды земли и камня. Сообразив и взвесив положение дел, офицеры на общем совете решили оставить верхнее укрепление. Но оставить его с честью и славой, противопоставив новым приемам неприятельской осады свежий, незнакомый до сих пор горцам способ обороны. Предложено было устроить мины.

Мысль эта была принята с восторгом. Выполнение ее поручено подпоручику гарнизонной артиллерии Федорову, поручику Щодро, унтер-офицерам – Чаевскому, Петру Неверову и рядовым третьей карабинерной роты – Алексееву и седьмой егерской – Евстигнею Семенову. Бойцы и офицеры (под надзором майора Шаганова) закопали под офицерским флигелем и казармой четырехпудовые бочонки пороха, сшили из брезента маскировочную маску в сорок восемь аршин длины и провели его за стенку укрепления, устроив для себя некоторое прикрытие. Это прикрытие было, видимо, не очень надежное. Но на это не обратили внимания.

Река Казикумухское Койсу
Фото: СКВО, Андрей БОБРУН, Георгий МИНЕСАШВИЛИ

Чаевский, Неверов и Семенов решили принести себя в жертву, если бы это понадобилось. Но судьба пощадила на этот раз героев.

Вечером 2 ноября 1843 г. мины были готовы. Неприятель, будучи занят перестрелкой и заготовлением фашин, не заметил работ гарнизона. Ночью на 3 ноября единорог, мортира и имущество 7-й роты были перенесены в нижнее укрепление. Унтер-офицер Знобищев с шестью рядовыми остался на валу и, поддерживая возможно частый огонь, маскировал отступление роты перед многочисленным неприятелем.

К рассвету в укреплении не оставалось ни одной живой души, а в десяти шагах от него расположились Чаевский, Неверов и Семенов. Доведенный до исступления мужественной обороной, неприятель, заметив тишину в укреплении, проворно забросал ров фашинами, взбежал на стены и, не видя русских бойцов, бросился в казарму и во флигель – искать добычи.

Но в этот момент раздался страшный треск и грохот – и несколько сотен мюридов скрылось навсегда под развалинами зданий. Оставшиеся в живых на время одеревенели от ужаса и недоумения.

Затем, быстро оправившись, они с ожесточением бросились на тот фас нижнего укрепления, где стояла 7-я егерская рота. Но и здесь сто сорок человек, возглавляемые командирами молодецких рот капитаном Гориным и поручиком Щодро, поддерживаемые картечью двух орудий, отбросили мюридов штыками.

Всю ночь (на 4 ноября 1843 г.) гарнизон исправлял стенки и батареи, а горцы вязали фашины.

4 ноября 1843 г. неприятель, не прекращая огня из орудий, постепенно перебрасывал фашины все ближе и ближе к валу и неоднократно бросался на штурм укрепления. Но постоянно, со значительным уроном, был отражаем.

Однако число убитых и раненых бойцов и офицеров у российского гарнизона постоянно увеличивалось.

Численность личного состава существенно сократилась, но гарнизон не падал духом. Солдаты дрались героями и решились умереть, но не сдаться. Около двух часов пополудни выбыл из строя поручик Щодро, раненый пулей в лицо. К ночи бой прекратился. Измученный гарнизон (вместо крайне необходимого отдыха) всю ночь работал над исправлением пострадавших от дневной бомбардировки стен и батарей, употребляя в дело землю и кули с провиантом.

Аймякинские высоты. Именно на них 6 ноября 1843 г. засверкали штыки отряда генерала Гурко
Фото: СКВО, Андрей БОБРУН, Георгий МИНЕСАШВИЛИ

5 ноября 1843 г. – та же перестрелка, те же работы у неприятеля, и громадная убыль людей у российского гарнизона. 6 ноября 1843 г. в укреплении осталось не более семидесяти человек, уже отчаявшихся в спасении. Вдруг, около четырех часов пополудни, сверх всякого ожидания, на Аймякинских высотах заблистали на солнце штыки.

Настроение гарнизона мгновенно изменилось. Отвага закипела, отчаяние сменилось восторгом. Но недолго пришлось бойцам радоваться. 6 ноября 1843 г. дагестанский отряд отступил, предоставив Гергебиль, в силу стечения обстоятельств, собственным его средствам.

А 8 ноября 1843 г. мюриды наводнили разбитое вдребезги укрепление, пройдя в него по массе горских тел, сраженных изнуренными голодом и боем тифлисцами.

Генерал Гурко в рапорте к корпусному командиру 7 ноября, за № 244-м, писал: «геройская защита гарнизона этого укрепления, состоявшего из трехсот шести человек под ружьем, навсегда останется в памяти тех, которые ее видели. В этом случае надо отдать полную справедливость мужеству, твердости духа и распорядительности майора Шаганова, состоявших при нем офицеров, и редкой храбрости солдат двух рот Тифлисского полка. Вообще, люди второго батальона этого полка, входящего в состав собранного мною отряда, отличаются бодростью и замечательным духом».

Однако эта геройская защита обошлась нам дорого. В ней погибли убитыми и взятыми в плен: майор Шаганов, капитан Горин, поручик Щодро, прапорщик Беккер, гарнизонной артиллерии штабс-капитан фон Платтен и подпоручик Федоров, и триста тридцать шесть нижних чинов, считая в том числе и артиллеристов.

По показаниям лазутчиков и одного чохского выходца, против Гергебиля действовали соединенные толпы из многих магалов, и потери их были весьма значительные.

Теперь необходимо коснуться движения генерала Гурко на выручку Гергебиля и обстоятельств, побудивших его отказаться от оказания ему помощи. По получении сведений об обложении Гергебиля, генерал-лейтенант Гурко поспешил на его освобождение со сводным апшеронским и тифлисским батальонами (при пяти горных орудиях). В то же время он просил начальника Самурского отряда собрать возможно более войск и также двинуться к Гергебилю, так как укрепление это было гораздо более доступно от Казикумуха, чем со стороны Шуры.

И в самом деле, между Шурой и Гергебилем возвышается высокий каменистый хребет, прорезанный Аймякинским ущельем, по которому пролегал лучший путь от селения Аймяки к Гергебилю. Но по этому пути нельзя было пройти даже и самому сильному отряду, если бы неприятель занял выход из ущелья. Вправо от Аймякинского ущелья, через гору, проходит едва доступная для человека тропа. Влево перерезает хребет другая тропа, по которой можно проехать конному, а при больших усилиях – и перевезти горные орудия. Подъем от сел. Аймяки по извилинам этой тропы продолжителен и труден. Спуск к Гергебилю еще хуже. Здесь тропа извивается по крутым недоступным косогорам, ниспадает в глубокие овраги, вьется в теснинах между отрогами Кутишинского хребта, усеянными огромными отвесными скалами и, после нескольких поворотов с уступа на уступ, достигает подножья горы, близ которой, у выхода из Аймякинского ущелья, лежит селение Гергебиль, а на версту ниже его, на берегу Казикумухского Койсу – укрепление.

Трем ротам Навагинского полка, первоначально отправленным из Шуры в Балаханское ущелье, приказано было присоединиться к войскам в селении Дженгутай. 2 ноября 1843 г. генерал Гурко выступил из Дженгутая в сел. Оглы, а на другой день туда прибыли и навагинские роты.

Отряд в ту же ночь двинулся из сел. Оглы на гергебильский перевал. Из селения Аймяки, занятого батальоном Апшеронского полка (при одном горном орудии), были выделены на гору две роты. Две другие роты того же батальона (с орудием) нельзя было трогать с места. Так как, во-первых, между жителями уже проявлялось волнение. А во-вторых, роты эти защищали выход из Аймякинского ущелья и наблюдали за тропой, проходившей вправо от него, через гору.

Таким образом, сосредоточенные генералом Гурко войска (три батальона и одна рота при пяти орудиях) не превышали, включая и унтер-офицеров, 1.600 штыков. Затем оставались в Шуре для ее защиты собранные из разных пунктов три роты Кабардинского и одна князя Варшавского полков.

4 ноября 1843 г. на рассвете войска поднялись на хребет и увидели перед собой Гергебильское укрепление, обложенное со всех сторон массами неприятеля. Верхнее укрепление, оставленное гарнизоном, находилось в руках мюридов. Нижнее же продолжало еще мужественно защищаться. Горцы обстреливали его из одного горного и двух легких орудий. Ружейная стрельба сливалась в одну непрерывную дробь.

С перевала генерал Гурко увидел тропу, по которой нужно было спускаться к Гергебилю. Сообразив все затруднения, которые представляла местность, силы неприятеля и скалы по обе стороны спуска, он убедился, что спуститься к Гергебилю с 1,6 тыс. штыков против неприятеля в восемь или девять тыс. чел. – значило обречь отряд на верную гибель, без всякой пользы для укрепления.

Г.Г. Гагарин. Аул Гергебиль

Однако в виду важности предприятия, на которое предстояло решиться, сохранение отряда – единственного и последнего нашего резерва в Северном Дагестане, от участи которого зависело существование еще других четырех батальонов, расположенных в Хунзахе и Балаханы, даже – Шуры и Низового, генерал Гурко решил предоставить вопрос об участи Гергебиля заключению военного совета.

На этот совет были призваны: и. д. начальника походного штаба подполковник Бибиков, походный обер-квартирмейстер капитан барон Торнау, начальник отрядной артиллерии полковник Ковалевский и Генерального штаба капитан Неверовский. Последний был приглашен как человек, хорошо знавший Дагестан и уже участвовавший в экспедиции генерала Фезе при занятии Гергебиля в 1842 г.

Все эти лица, за исключением полковника Ковалевского, храброго и распорядительного штаб-офицера, но мало знавшего край и род местной войны, полагали совершенно невозможным спуститься к Гергебилю и находили, что попытка к освобождению его будет иметь последствием неизбежную и бесполезную гибель всего отряда. А это затем повлечет за собой падение российской власти в Дагестане.

Хотя после решения совета генерал Гурко отказался от движения к Гергебилю и предоставил его собственным средствам, но, тем не менее, прежде чем отступить, спустился с главной высоты и расположился лагерем несколько ниже – чтобы видеть, что предпринимать неприятель при появлении наших войск.

Горцы же, чувствуя громадное превосходство своих сил и сознавая всю неприступность для нас местности, продолжали расстреливать укрепление и на глазах российского отряда два раза бросались на штурм Гергебиля. Бойцы и командиры отряда генерала Гурко были крайне угнетены этим зрелищем.

На всякий случай Шамиль подкрепил мюридов, занимавших гребни высот и завалы вдоль спуска с горы. Все-таки на выручку Гергебиля можно было бы решиться, но лишь только в том случае, если бы Самурский отряд появился в долине Казикумухского Койсу. Признав это, генерал Гурко снова написал князю Аргутинскому, чтобы он поспешил из Казикумуха к Гергебилю.

На содействие же трех батальонов, расположенных в Хунзахе, нельзя было надеяться, потому что гоцатлинская гора, переправа через Аварское Койсу и неприступное селение Кикуны находились во власти горцев и представляли непреодолимые препятствия для движения. В случае движения батальонов из Хунзаха они были бы остановлены или даже и совсем отрезаны.

4 и 5 ноября войска простояли на безводной Гергебильской горе в ожидании Самурского отряда. 5 ноября 1843 г. перед вечером, был получен рапорт генерала Аргутинского (от 4 ноября 1843 г.).

Генерал доносил, что, по неполучению им известий о действиях в Дагестане, он отправил на отдых в долину р. Самура еще 22 октября 1843 г. три роты Тифлисского егерского и две роты Эриванского карабинерного полков, оставленные генералом Шварцем на усиление Самурского отряда, а 26 октября – послал туда же и 1-й батальон Мингрельского полка. В данную же минуту имел под рукой на границе Цудахарского общества всего лишь две тысячи бойцов казикумухской милиции. С этой милицией князь Аргутинский мог двинуться к Гергебилю, но сомнительное поведение цудахарцев ставило тому непреодолимую преграду.

Хотя он и получил от этого общества письмо с уверениями, что если их кадий и изменил нам, то они будут нас держаться и не впустят к себе мюридов, но на подобные уверения нельзя было полагаться.

Затем князь Аргутинский все-таки сделал распоряжения о скорейшем передвижении войск из долины р. Самура к Кумуху и ожидал прибытия к последнему до трех слабых батальонов при пяти орудиях. Но все это могло совершиться не ранее, чем через шесть дней.

Части же, назначенные на усиление Самурского отряда (4-й батальон Мингрельского, три роты Тифлисского и две роты Эриванского полков), прибывали в долину р. Самура между 18 и 26 ноября 1843 г. Ранее их прибытия, князь Аргутинский не считал себя в состоянии предпринять что-либо самостоятельное и активное.

Увидев из рапорта князя Аргутинского, что Самурский отряд не может подоспеть вовремя к Гергебилю и, получив достоверные сведения, что акушинцы и цудахарцы нам изменили, что мехтулинское владение в полном восстании, и что шамхальцы волнуются – генерал Гурко не мог оставаться с отрядом ни на Гергебильском перевале, ни в глубокой Аймякинской котловине.

Поэтому в ночь с 5 на 6 ноября 1843 г. генерал отступил на Аймякинские высоты, дав жестокий отпор взбунтовавшимся акушинцам, пытавшимся насесть на арьергард отряда. Потом, 6 ноября 1843 г., когда отряд двинулся к урочищу Гаркас, жители ближайших мехтулинских деревень тоже начали преследовать наш арьергард, но были отброшены штыками егерей 2-го батальона Тифлисского полка.

В этом деле мы потеряли ранеными двух офицеров (грузинского линейного № 12 батальона прапорщика Васильчикова и Донского казачьего № 39 полка хорунжего Церковникова) и семь нижних чинов. Неприятель же, как видно было по числу захваченных нашими солдатами ружей, потерял одними убитыми до десяти человек.

К вечеру отряд, весь день перестреливавшийся с мехтулинцами, расположился лагерем на урочище Гаркас.

Гергебиль, предоставленный своей участи, пал 8 ноября 1843 году.

Вслед за оставлением этого стратегически важного укрепления мятеж разлился и по койсубулинским деревням правого берега Аварского Койсу, не исключая селения Араканы, до тех пор отличавшегося своей к нам преданностью. Араканский кадий Гасан-Хаджи бежал в Шуру. Но на дороге был предательски убит.

Обстоятельство это ставило Аварский отряд в безвыходное положение, а потому, тотчас же по прибытии на урочище Гаркас, генерал Гурко дал генерал-майору Клюгенау предписание об очищении Аварии.

Вследствие этого генерал Клюгенау 8 ноября 1843 г. предписал подполковнику Пасеку оставить Аварию, срыв верки Хунзаха и присоединив к себе гарнизон сел. Балаханы. Распоряжение это не могло быть выполнено Пассеком своевременно, по причинам, которые будут изложены ниже.

Продолжение следует.