26 января, 2010

Большая Кавказская война (9)

Продолжение.

Начало в № 5 за 2008.

Турецкое правительство отнеслось совершенно равнодушно к присоединению Мингрелии и Имеретии. Вскоре после принятия Мингрелии в русское подданство рейс-эфенди, разговаривая о разных делах с посланником Италинским, даже не упомянул об этом событии. Также мало внимания обратила Порта и на присягу царя Соломона. Но Цицианов еще не считал свою задачу оконченной.

Главной целью занятия нашими войсками владений Западного Закавказья он полагал установление свободного сообщения Грузии с Россией через порты, расположенные на мингрельском побережье Черного моря. Важнейшим из этих портов считали тогда Потийский, так как он, находясь при устье реки Риона, давал возможность доставлять войска, тяжести и товары вверх по реке почти до самого Кутаиса.

При тогдашнем отсутствии дорог в лесистой и болотистой низменности Мингрелии водяной путь по Риону являлся единственным для перевозки сколько-нибудь значительных грузов.

«Пристань Поти, – доносил Павел Цицианов государю еще 27 июня 1803 г., – нахожу я столь нужною, что почитаю наивыгоднейшим для России приобретение сего одного пункта, нежели всей Мингрелии, коей зависимость определится зависимостью Поти».

Между тем, разрешая Цицианову свободу действий относительно Мингрелии, император Александр сделал исключение именно для Поти в виду того, что в крепости этой находилось до 50 тыс. бойцов турецкого гарнизона. Хотя по Кайнарджийскому трактату Турция и не имела права удерживать за собой Потийскую крепость, тем не менее, российское министерство иностранных дел признавало необходимость избегать поводов к возбуждению неудовольствия Порты.

Вследствие этого Павлу Цицианову было предложено изобрести такой способ к занятию Поти, который, не подавая турецкому правительству повода к явному негодованию в адрес России, мог бы утвердить за нами этот важный приморский пункт.

По мнению князя Чарторыйского, для достижения этой цели представлялись три средства.

«В Крыму, – писал он Цицианову 20 марта 1804 г., – занимаются теперь отправлением провианта в Поти, дабы оттуда по Риону препроводить оный в Мингрелию; ваше сиятельство могли послать в Поти штаб-офицера, придав ему отборную команду из самых лучших солдат, известных расторопностью, храбростью и усердием, числом до 50-ти человек. Сей чиновник, прибывши в Поти, сделает по обычаям азиатским подарок коменданту, обласкает таковыми же гарнизон и привлечет к себе любовь жителей хорошим обхождением. Он объявит турецкому начальнику, что прислан от вас для приема и препровождения в Мингрелию имеющего прибыть из Крыма провианта, по действительном коего отправлении останется там, под предлогом ожидания из Мингрелии разных вещей для пересылки в Крым и так далее. Мало помалу турки привыкнуть видеть его и команду, яко друзей своих, и он останется в той крепости в прямом виде комиссара нашего. Таким образом, мы, достигши настоящей цели своей, не трогая турецкий гарнизон, отъемлем у Порты право роптать на нас. А между тем, сделавши сей первый шаг и видя, каково оный будет принят Портой, мы можем неприметно укрепляться в Поти и, сообразуясь с обстоятельствами, сделаться единственными оной хозяевами.

Второе средство состоит в том, чтобы, по внушению вашему, князь Дадиан, до вступления войск в Мингрелию, постарался употребить в пользу известное корыстолюбие азиатцев, подкупив на наш счет турецкого начальника, в Поти находящегося, и самый гарнизон, дабы они оттуда разошлись под видом каких-либо междоусобных несогласий или неудовольствий на высшее начальство, и тогда с отрядом мингрельцев, будто преследуя какую-либо партию хищников, отправленный от князя Дадиана, нашел крепостцу Поти без гарнизона, займет ее своим войском и, укрепясь в ней, известит пашу, коему она подведомственна, что, желая оградить пределы Мингрелии и Имеретии от беспрерывных набегов хищнических партий, в необходимости нашелся занять означенную крепость, которая была брошена турецким гарнизоном. После сего, с занятием войсками нашими Мингрелии, займем мы и Поти, яко место, в коем нашли мы мингрельский гарнизон, – и так мы лично ничего противного Порте не учиним, овладев крепостью, в третьих руках бывшею. Буде первое средство неудобоисполнительно и князя Дадиана не признаете способным к употреблению на сие дело, требующее скромности, – в таковом случае вы последуете описанному во втором пункте средству на убеждение турецкого гарнизона с начальником его оставить Поти и потом, по прошествии нескольких дней, воинский наш отряд из Мингрелии, проходя будто мимо той крепости для преследования лезгин и нашел оную без гарнизона, займет ее, обласкав жителей и уверяя их, что из милосердия к ним, как остающимся без защиты, нужным счел занять Поти».

Князь Цицианов сомневался в возможности приобретения Поти иным средством, кроме силы, так как нельзя было ожидать, чтобы турецкий комендант, получавший большой доход от пристани, согласился даже из-за вознаграждения добровольно отказаться от своей привилегии.

Тем не менее, исполняя высочайшее повеление, главнокомандующий отправил через Имеретию в Мингрелию статского советника Литвинова, поручив ему войти в соглашение с потийским комендантом относительно выгрузки провианта.

Между тем транспортные суда с провиантом, отправленные из Таганрога, подошли к Поти. Турецкий комендант не только не допустил выгрузки, но даже не позволил послать команду на берег за водой. Транспорты должны были возвратиться обратно. То же самое случилось и с двумя нашими военными судами в то время, когда Литвинов находился уже в Мингрелии. Комендант крепости опять не пустил никого на берег и послал сказать командующему эскадрой, что никого из русских в Мингрелии нет.

К счастью, Литвинов во время узнал об этом. Двое отважных казаков пустились в открытое море на челноке и догнали удалявшиеся суда. Литвинов не без основания видел в недоброжелательстве турецкого коменданта влияние царя имеретинского. Соломон, несмотря на присягу, оставался тайным врагом России. Присутствие в Кутаисе русского отряда стесняло бы свободу его действий. Царь знал, что Цицианов, занятый под Эриванью, не может выделить ни одного полка в Имеретию. Оставалось только принять меры к тому, чтобы войска не могли высадиться и на мингрельский берег.

Император Александр считал в то время существенно необходимым сохранить добрые отношения с Турцией. Вследствие этого он повелел Цицианову оставить замыслы на Поти, найти на мингрельском побережье какую-либо другую пристань для высадки войск. Вместе с тем посланнику нашему в Константинополе было поручено добиться у Порты разрешения на беспрепятственный привоз в Поти русских грузов, следующих в Закавказье.

Удобное для высадки место нашлось при устье реки Хопи, к северу от Поти. Литвинов, в ожидании прибытия войск из Крыма, построил здесь небольшой редут, обнесенный толстым деревянным забором. Это небольшое укрепление дало пристани название Редут-кале, сохранившееся до начала XX-го века. Здесь, в октябре 1804 г., вступил на мингрельский берег Белевский мушкетерский полк, прибывший под командой его шефа генерал-майора Рыкхофа.

Полк отплыл из Севастополя на кораблях «Михаил», «Исидор» и «Тольской Богоматери». Артиллерия была погружена на бриг «Александр». В море суда разлучились и к Мингрелии прибыли только «Михаил» и «Исидор». Корабль «Тольской Богоматери» и бриг «Александр» после бурного плавания достигли устья Хопи только 2 декабря. Едва роты и артиллерия высадились на берег, как сильным западным штормом оба судна были разбиты, причем погибло до 170 чел. судовой команды с четырьмя офицерами.

Тяжело было положение белевцев в негостеприимной Мингрелии. В дождливое осеннее время, по едва проведенным тропинкам, проложенным в лесах, пришлось им занимать наиболее важные пункты на берегу Риона, таща с собой артиллерию и полковые тяжести. Помещений никаких не было. пища скудна и непривычна.

Литвинов в следующих выражениях описывает труды белевцев после высадки в Хопи: «полк в переноске провианта от Хопи до Риона терпит великое затруднение, ибо все сие расстояние, верст до восьми продолжающееся, пересечено ручьями и двумя довольно глубокими речками, в непроходимом лесу текущими, которые при дождях так возвышаются, что, выходя из берегов, потопляют весь лес и по первой дороге, проложенной нарочно отряженным для сего батальном, я сам шел по пояс в воде; на моста оставались только переклады, покрытые на пол аршина водою; по сей-то дороге надлежало переносить на людях провиант».

Между тем полку, чуть не с первого дня прибытия в Мингрелию, пришлось принять участие в военных действиях. Владетель Мингрелии Григорий Дадиан скончался после продолжительной болезни 24 октября 1804 г. Литвинов считал виновником его смерти царя Соломона. Такого же мнения держалось и местное население. Справедлив был этот слух или нет, во всяком случае, должно было опасаться возникновения беспорядков со стороны двух братьев покойного владетеля, Манучара и Тариэла, всегда враждовавших с ним по подстрекательству царя Соломона. Домогательство их на получение в свои руки управления княжеством могло иметь тем больший успех, что прежний наследник князя Григория, его малолетний сын Леван, жил в качестве заложника в доме абхазского владетеля Келеш-бея.

Литвинов немедленно ввел в Одиши один батальон для поддержания порядка и отобрал от знатнейших князей Мингрелии подписки в повиновении старшему сыну покойного владетеля, как законному его наследнику.

Князь Цицианов вполне одобрил эти решительные меры, обуздавшие до некоторой степени домогательства и происки князей Манучара и Тариэла. Для окончательного успокоения края главнокомандующий поспешил войти с представлением о пожаловании высочайшей инвеституры новому владетелю Мингрелии, с назначением его матери княгини Нины правительницей и с учреждением особого совета впредь до достижения князем Леваном совершеннолетия.

Рескриптом от 26 января 1805 г. император Александр утвердил в полной мере все представления князя Павла Цицианова. Князь Леван Григорьевич был объявлен владетелем Мингрелии. Управление страной вверено правительнице и совету из четырех знатнейших особ. Все затруднения состояли только в том, что Келеш-бей абхазский уклонялся под разными предлогами от выдачи своего воспитанника. Все убеждения Литвинова и угрозы Цицианова остались без успеха. Потеряв терпение, главнокомандующий приказал генерал-майору Рыкхофу подкрепить требование вооруженной рукой.

Для обеспечения сообщений наступательного отряда с Мингрелией, Рыкхоф потребовал заложников от главнейших абхазских княжеских фамилий, но получил решительный отказ. Тогда с тремя ротами, без артиллерии, он переправился за р. Ингур и разорил верст на 20 попутные селения. Эта жестокая мера имела успех. На четвертый день похода князья представили восемь заложников. Впрочем, дальнейшее движение оказалось совершенно невозможным из-за отсутствия дорог в непроходимых лесах. Возвратившись в местечко Зугдиди, Рыкхоф с тремя гренадерскими ротами и двумя шестифунтовыми орудиями направился к пограничной абхазской крепости Анаклия, расположенной в устье реки Ингур.

В пять часов пополудни 28 марта 1805 г. отряд приблизился к небольшому деревянному с земляным валом укреплению, защищавшему подступ к Анаклии. Укрепление было взято штурмом. Причем с нашей стороны убит 1 и ранено 5 рядовых. Комендант крепости, видя бесполезность сопротивления, сдал ее без выстрела. Рыкхоф готовился уже к походу берегом моря до Сухума, как Келеш-бей, устрашенный взятием Анаклии, прислал к нему 2 апреля князя Левана Дадиана и просил прекратить военные действия.

Преобладание каменистых грунтов затрудняет инженерное оборудование местности в ходе боевых действий в гора
Фото: СКВО, Андрей БОБРУН, Георгий МИНЕСАШВИЛИ

Князь Павел Цицианов был очень доволен действиями Рыкхофа, но вместе с тем и встревожен взятием Анаклии.

«Занятие Анаклии, – писал он Литвинову, – хотя много способствовало успеху, но я не могу не тревожиться от сего случая, потому что крепость сия состоит в зависимости от турок и там находится и начальник гарнизона, поставленный от турецкого двора. Вам же довольно известна связь наша с Портою, а также и то, что занятие сие совершенно будет противно нашим политическим обращениям с турецким двором. Для того-то, чтобы поправить сколько-нибудь сие сверх чаяния моего случившееся происшествие, предписал я генерал-майору Рыкхофу сдать крепость опять турецкому начальнику и немедленно возвратиться назад. Вы же должны со своей стороны уверить его тем, что сей шаг, так как оно и есть, сделать без воли и приказания моего и что генерал, с войсками туда ходивший, принужден был к тому упорством Келеш-бея, на коего должна в сем случае пасть вся вина».

Турецкое правительство было действительно обеспокоено известием о занятии Анаклии войсками дружественной державы. Но стараниями посланника нашего в Константинополе Италинского Порта удовлетворилась данными ей объяснениями. Происшествие это не имело никаких дурных последствий.

В сел. Банза 9 июля 1805 г. новый владетель Мингрелии князь Леван Дадиан в присутствии дяди своего Манучара Дадиана, абхазских владельцев Левана и Манучара Шервашидзе и одишских князей, принес установленную присягу на верность подданства. Литвинов, по утвержденному церемониалу, вручил владетелю высочайшую утвердительную грамоту, знамя, орден св. Анны первой степени и саблю. Абхазские князья Манучар и Леван Шервашидзе присягнули также, как владельцы земли, издревле принадлежавшей мингрельскому княжеству.

Этим торжеством заключился акт вступления Мингрелии в русское подданство. Главная заслуга в этом трудном для нас деле принадлежит Литвинову. Князь Цицианов, с благородной откровенностью, свидетельствовал перед государем о полезной деятельности своего сотрудника:

«…когда в отсутствие мое из Грузии в Эриванскую экспедицию, вся Грузия, оставшаяся под управлением генерал-лейтенанта князя Волконского с 13-ю батальонами пехоты, пришла в расстроенное состояние до прибытия моего, в то время статский советник Литвинов с 80-ю гренадерами умел в в двух новоприобретенных владениях, еще не утвержденных на прочном основании, вести такое поведение, что, при всех от неблагоприятствующих нам нарушениях и ложных реляциях, Баба-ханом рассеянных, оба сии владения остались спокойными, ничего не предпринимали, а ожидали только окончания помянутой экспедиции».

Петр Максимович Литвинов родился в 1760 г. В 1803 г. был командирован по высочайшему повелению в распоряжение князя Цицианова, неоднократно жаловавшегося на неимение в Грузии способных и честных чиновников. Никакой определенной должности Литвинову не назначалось и срока его пребывания в Грузии не обозначалось. Он должен был возвратиться в Петербург, где состоял советником государственного ассигнационного банка, когда дела по управлению Грузией придут в некоторый порядок. По окончании дела в Мингрелии и Имеретии, Литвинов (по представлению князя Цицианова) был назначен на тех же основаниях правителем Грузии. Впоследствии Петр Литвинов занимал должность подольского гражданского губернатора. Скончался в Вене 27 ноября 1834 г.

Со времени вступления Мингрелии в русское подданство владетели ее, преемственно вступавшие в управление, неизменно и искренне оставались верными принятой присяге.

Нельзя сказать того же о царе Соломоне. Вступив в русское подданство 25 апреля 1804 г., имеретинский царь руководствовался единственной надеждой удержать за собой Лечхум при помощи и содействия русского правительства. Не видя исполнения своих ожиданий, он предпринял целый ряд действий, доказывавших его недоброжелательство к России и недоверие к князю Цицианову.

Несмотря на все уверения в противном, Соломон был убежден в намерении главнокомандующего лишить его престола. Преследуемый этой мыслью, он подговорил царевича Константина к побегу из Тифлиса в Имеретию. Имея предполагаемого соперника в своих руках, он считал себя более обеспеченным от мнимых замыслов князя Павла Цицианова. Те же соображения заставили его противодействовать высадке войск на мингрельский берег и содействовать Келеш-бею не выдавать генералу Рыкхофу князя Левана Дадиана. Интриги эти, как уже было сказано, не имели успеха.

Тогда Соломон, опять-таки в видах личной безопасности, под разными пустыми предлогами, воспротивился введению в Кутаис батальона Белевского полка, угрожая в противном случае покинуть город. Наконец, к величайшему негодованию князя Цицианова, царь уклонился от отправления в Петербург депутатов для принесения благодарности за принятие Имеретии в русское подданство.

Соломон не скрывал, что только надежда получить Лечхум послужила связью его соединения с Россией. Явное нежелание царя исполнить свой верноподданнический долг было для Павла Цицианова явным доказательством его измены, чем даже сношения с ахалцыхским пашой, о которых имелись кое-какие сведения.

«Я не иначе теперь думаю о царе, – писал главнокомандующий Литвинову, – как об изменнике, ибо не исполнить высочайшей воли отправлением депутатов есть явное ослушание против государя и измена, а с изменниками я мириться не могу, хотя бы он после сего оставался спокойным, ничего не предпринимая».

Несомненно, за этими грозными словами последовали бы и грозные действия, если бы князь Цицианов не был поглощен всецело делами Восточного Закавказья, требовавшими его личного там присутствия. Судьба Соломона, как будет показано далее, разрешилась только в 1810 г., когда «пылкий Цицианов» уже лежал в безвестной могиле под стенами Бакинской крепости.

Вступление в русское подданство царства Имеретинского повлекло за собой подчинение власти русского государя также и княжества Гурийского, которое, хотя и номинально, считалось подвластным Имеретии. Вследствие этого в трактат, заключенный 25 апреля 1804 г. с царем Соломоном, Гурия была включена как часть его владения.

Князь Цицианов известил об этом владетеля Гурии князя Мамия Гуриели коротким, но ясным письмом от 29 мая 1804 г.: «…так как царство Имеретинское имело счастье вступить в подданство всемилостивейшего государя императора всероссийского, то и провинция Гурия без всякого сомнения долженствует, по всегдашней зависимости своей от Имеретии, состоя и ныне в равной от нее зависимости, быть также в подданстве всероссийской державы, с каковым вступлением поздравляю вашу светлость, яко нового верноподданного России».

Продолжение следует.