30 ноября, 2009

Большая Кавказская война (8)

Продолжение.

Начало в № 5 за 2008

Князь Павел Цицианов не имел надобности искать удобных случаев для вмешательства в дела Западного Закавказья. Такие случаи представлялись сами собой как естественное последствие присоединения Грузии к русской державе. Водворение сильной власти в бывшем Грузинском царстве немедленно вызвало искания и просьбы о покровительстве со стороны соседних владетелей, находившихся в постоянной вражде между собой. Таким образом, относительно Имеретии и Мингрелии не только не было недостатка в поводах к вмешательству, а, напротив, Павел Цицианов не мог, даже при желании, уклониться от обращаемых к нему призывов о посредничестве и защите слабых против сильных.

Имеретинский царь Соло-мон I, союзник Екатерины Великой во время турецкой войны 1769 г., скончался скоропостижно в Кутаиси 23 апреля 1784 г. (в грузинской хронике показан 1782 г., но академик Броссе доказал, что царь Соломон I был жив еще в июне 1783 г. Brosset, Hist. De la Georgie, II partie, 2 livr. 249, 394, 574. Известный авантюрист Яков Рейнеггс говорил положительно, что царь Соломон I скончался 23 апреля 1784 г. Reineggs, Beshreibung des Kaukasus, II. 26).

Властитель Имеретии не оставил прямого наследника мужского пола. Ближайшее право на престол принадлежало сыну его младшего брата Арчила, царевичу Давиду. Но имеретинские сановники не решались в тревожное время посадить царем десятилетнего мальчика (Давид Арчилович родился в 1773 г. Его мать Елена была дочерью царя Ираклия II), воспитывавшегося в Грузии у своего деде царя Ираклия II.

Они признали в достоинстве царя Давида Георгиевича (по другим сведениям, Давид Георгиевич был назначен только заместителем (наибом) во время малолетства законного царя Давида Арчиловича. Brosset, Hist. De la Georgie, II partie, 2 livr. 249), двоюродного брата Соломона I.

В 1790 г. юный Давид Арчилович, при помощи грузинского царя, силой овладел Имеретией и воцарился под именем Соломона II. Соперник его бежал в Ахалцих, откуда тщетно пытался низвергнуть Соломона, высылая против него наемные шайки лезгин. Потерпев полную неудачу, он обратился к посредничеству Ираклия. Соломон, по увещанию своего деда, примирился с Давидом Георгиевичем и возвратил ему наследственные имения, но взял в заложники его единственного сына трехлетнего царевича Константина. Мальчик содержался с тех пор под строгим присмотром в крепости Мухури, в Раче (Давид Георгиевич умер в 1792 г. Жена его, Анна Матвеевна (или Мамуковна),была урожденная княжна Орбелиани).

Имеретинские цари издавна враждовали со своими соседями, владетелями Мингрелии, носившими титул дадиан. Поводом к вражде были исторические права царей Имеретии на Мингрелию, как на бывшее их достояние, отложившиеся в смутное время. Соломон II, несмотря на свои родственные связи с Григорием Дадианом (Соломон был женат на сестре Григория, дочери Кациа Дадиана, а Григорий на царевне Нине, дочери грузинского царя Георгия XII), продолжал с ним войну, начатую еще при его предшественнике.

Григорий, дважды изгнанный из Мингрелии, решился искать русского подданства (письмо его к кол. сов. Соколову от 20 декабря 1802 г. Акты кавк. арх. ком., II, № 899). По свидетельству грузинского хроникера, князь Павел Цицианов очень обрадовался этому известию (Brosset, Hist. De la Georgie, II partie, 2 livr. 278).

Действительно, ходатайство мингрельского владетеля подоспело как раз вовремя. Оно вполне соответствовало видам русского правительства на побережье Черного моря и, сверх того, давало Павлу Цицианову возможность произвести давление на имеретинского царя, поведение которого относительно Грузии решительно не согласовывалось с правилами доброго соседства.

В 1802 г. царица Анна, вдова царя Давида Георгиевича имеретинского, выехала в Петербург для ходатайства перед императором Александром I о побуждении царя Соломона II дать свободу сыну ее Константину, содержавшемуся в крепости Мухури.

Государь принял близко к сердцу горе матери, лишенной единственного сына. Он повелел коллежскому советнику Соколову отправиться в Имеретию и объявить Соломону высочайшую волю об освобождении царевича. Александр Егорович Соколов (1780-1819) состоял при вице-канцлере Куракине. Свою любопытную во многих отношениях поездку в Имеретию он описал в сочинении «Путешествие мое в Имеретию с линии Кавказской, мое там у царя пребывание, с ним сношение и обратное оттуда путешествие в Грузию». Это сочинение издано в 1874 г. Московским обществом Истории и Древностей.

Миссия Соколова не имела успеха. Соломон, знавший, что посланец имеет при себе императорскую грамоту на его имя, не спешил, однако, назначить ему аудиенцию. Наконец, когда грамота была вручена царю, он поставил для освобождения царевича Константина такие условия, которые не могли быть приняты.

А именно – он выразил желание, чтобы русские войска, расквартированные в Грузии, оказали ему помощь в войне с владетелем Мингрелии (Соколов. Путешествие мое в Имеретию, 73, 75).

Соломон II не мог не сознавать, в какую опасную игру он вступил, противясь положительно выраженной воле русского государя. Но посторонние влияния были сильнее голоса благоразумия.

С одной стороны, сардарь князь Кайхосро Церетели, пользовавшийся особенной доверенностью царя, настаивал на продолжении войны с Дадианом. По словам Соколова, сардарь рассчитывал получить в свое владение часть завоеванных мингрельских земель (Соколов. Путешествие мое в Имеретию, 27).

С другой, – бабка Соломона II, вдовствующая грузинская царица Дарья (она питала и личное нерасположение к Григорию Дадиану как женатому на дочери ее пасынка царя Георгия XII, которого она считала похитителем престола, принадлежавшего ее сыновьям по завещанию царя Ираклия II), поддерживавшая смуты в Грузии, убеждала его не уступать требованиям Соколова, так как русское правительство, по ее словам, добивалось освобождения царевича Константина только для того, чтобы возвести его на имеретинский престол. Внушение царицы Дарьи поддерживались ее сыновьями Юлоном, Александром и Парнаозом. Скрываясь в Имеретии, они убеждали царя принять участие в общем восстании, которое ожидалось в Грузии в 1802 г. (Соколов, 168).

Таким образом, князь Цицианов имел все основания как для вмешательства в дела Мингрелии, просившей о подданстве, так и для принятия решительных мер против явного недоброжелательства царя Соломона. Но перед любого рода действиями необходимо было выяснить взгляд турецкого правительства на отношение России к владениям Западного Закавказья.

Оказалось, что правительство султана относилось совершенно равнодушно к событиям на Кавказе.

«Действительный камергер Италинский, – писал император Александр князю Павлу Цицианову от 25 июня 1803 г. (акты кавк. арх. ком., II, № 903) – донес мне о письме вашем к нему относительно Мингрелии и прочих соседственных с Грузией областей, которые предполагается принять в подданстве России. Еще до получения извещения вашего, что вы по сим предметам отнеслись к министру моему в Константинополе, предписал я ему представить Порте занятие войсками моими земель сих, как событие для нее равнодушное, поелику мнимое ее областям сим покровительство всегда было для бесполезно и ничтожно; а потому и уверен я, что в податливости Порты на сей счет министр мой большого затруднения не встретит, и вы можете продолжать начатые операции. Что же касается до уступки Ахалциха с его округом, то если бы и нужно было для России приобретение сей крепости, – помышлять об этом нет никакого следа, тем более, что невозможно и самому султану, когда бы и был он на то согласен, выпустить из рук какую-либо часть наследия халифов, не быв к тому вынужден силой оружия. Сие последнее средство тем менее употреблено было может с моей стороны, что сохранение империи Турецкой в настоящем ее положение сходственно с пользой России. По каковой причине не только не желаю я что-либо на счет ее приобрести, но и сохранить целость ее владений от замыслов других держав на оные. Вследствие сего непреложного намерения моего, имеете Вы не посягать на точную соответственность Порты Оттоманской».

Высочайшее повеление это развязало руки князя Цицианова в отношении Мингрелии. Он поспешил (письмо от 26 июня 1803 г. Акты кавк. арх. ком., II, № 904) сообщить Григорию Дадиану главные основания подданства: владетель обязывался принять русский отряд в 1.500 бойцов при генерале для защиты Мингрелии от неприятелей, снабжать этот отряд потребным провиантом за условленную плату; сохранять в своей власти внутреннее управление страной на прежних правах и обычаях, не допускать смертной казни, «яко нетерпимой в российском правлении».

Владетель с радостью принял эти условия и просил ускорить присылку войска в виду враждебны действий царя Соломона (письмо к князю Цицианову от 21 августа 1803 г. Акты кавк. арх. ком., II, № 908). Дело не могло, однако совершиться так быстро, как того желали обе стороны. Имеретинский царь относился крайне недоброжелательно к готовившемуся событию и не пропускал через свои земли посланцев Павла Цицианова и владетеля Мингрелии. Один из таких посланцев был даже убит в Имеретии, а находившиеся при нем письма князя Цицианова к Дадиану попали в руки Соломона (представление князя Цицианова графу А. Воронцову от 31 июля 1803 г. Акты кавк. арх. ком., II, № 704).

Несмотря на все препятствия, дело продвинулось вперед настолько, что в ноябре 1803 г., перед выступлением в поход под Ганжу, князь Цицианов отправил в Мингрелию полковника Майнова для приведения владетеля к присяге на подданство и для постановления окончательных условий, которые Дадиан должен был подписать в виде просительных пунктов.

В последний день ноября, после трудного похода через Ахалцих, Батум и Поти, полковник Майнов прибыл в сел. Диди-чала, где находился владетель Григорий. Второго декабря владетель подписал просительные пункты, а четвертого числа, вместе со многими князьями, принял торжественную присягу на верность подданства русскому государю (рапорт полковника Майнова от 4 января 1804 г. и донесение князя Цицианова графу А. Воронцову от 20 января 1804 г. Акты кавк. арх. ком., III, №№ 913, 914).

В Петербурге не встретили препятствий к принятию поставленных Цициановым условий подданства Мингрелии, за исключением того пункта, который сохранял за князем Григорием титула и права владетеля. Дадиан в своих просительных пунктах особенно настаивал на этом.

Между тем в Петербурге нашли, что «титул владетельного князя может во многом препятствовать тем расположениям, кои для устройства Мингрелии и для самой существенной пользы народа нужно будет учинить со временем, и желанию нашему, чтобы образ правления в Мингрелии был подчинен единому и непременному порядку, не оставляя оный зависящим от прихотливого самовластия владельца» (письмо князя Чарторыйского к князю Цицианову от 20 марта 1804 г. Акты кавк. арх. ком., III, № 918).

В силу этого министерство иностранных дел полагало необходимым именовать князя Дадиана не владетелем, а наследственно начальствующим Мингрелией с правом суда и расправы от имени государя императора. Затем начальствующий Мингрелией лишался права налагать и взимать в свою пользу какие бы то ни было подати. Все доходы княжества должны были поступать в императорскую казну, а князю Дадиану назначено определенное жалованье.

Князь Цицианов отвечал на эти предложения, что он только по политической дальновидности «дал имя просительных пунктов тому, что ничто иное есть, как трактат, без коего князь Дадиан не хотел войти в подданство Российской империи. Оставя то, что столь чувствительная перемена в условиях, на коих он вступил в подданство, должна поразить и устрашить князя Дадиана; оставя то, что не токмо я, но и все по мне главноуправляющие лишатся доверия от соседей к ним и к производимым ими с вступающими условиям, каковое я уже и потерял уводом членов царственного грузинского дома из Грузии, хотя оно было необходимо, и сие-то есть единственная причина двухмесячной моей негоциации с имеретинским царем, который, страшась перемен, ни на что согласиться не желал; оставя все сии уважения, спешу предварить ваше сиятельство, что о сих переменах объявить прежде невозможно, доколе войска не займут Мингрелии, дабы совсем не потерять сие приобретение, ибо без ни страх лишения владения с лишением титула и сии перемены, обращающие в ничтожество его власть, могут заставить его отложиться от подданство, и тогда насильственный вход войск в земле, подобной альпийским горам, покрытым густейшими лесами, и в земле, не имеющей ни дорог, ни мостов на пребыстрых и широких реках, будет стоить несколько тысяч воинов. Итак, буде перемены сии невозможны предоставить времени и именно тому, когда Мингрелия достоверную подаст надежду вознаградить государственные издержки богатыми рудниками или иным чем, или когда представится случай (храни, Боже слышать) неблагонамеренностью владетеля или его преемников лишить сей род оного достоинства по всей справедливости, сделав явным пред светом о его преступлении против которой либо статей; то, по крайней мере, прошу для пользы империи и дел здешних не прежде ввести оные перемены, как по вступлении войск. Сии же пользы налагают на меня обязанность испрашивать у вашего сиятельства хотя общего начертания правил в подобных случаях на будущее время, льстя себя надеждой, что вы согласится со мной изволите, что за 3 тыс. верст ожидать ответа в переговорах невозможно. Не могу умолчать также и о том, что без достаточных военных сил законы давать в начертании трактатов, сколько бы ни слаб был договаривающийся, но пребывающий в неприступном месте, по мнению моему, весьма неудобно или, по крайней мере, выше моих понятий».

Император Александр благосклонно принял этот энергичный протест князя Павла Цицианова и рескриптом от 4 июля 1804 г. утвердил в полной мере акт, заключенный в виде просительных пунктов, с князем Григорием Дадиан (акты кавк. арх. ком., II, № 778).

Выше было уже сказано о неудачной миссии Соколова, имевшего поручение убедить имеретинского царя Соломона освободить из заточения царевича Константина. Вскоре по прибытии в Тифлис князь Цицианов получил высочайшее повеление (акты кавк. арх. ком., II, № 687) от 23 февраля 1803 г. употребить все возможные способы для доставления царевичу свободы.

Кроме того, Цицианову предстояло побудить царя Соломона к исполнению еще и другого требования, непосредственно касавшегося спокойствия Грузии. А именно – выдачи царевича Юлона и Парнаоза. Укрывшись в Имеретии, они удобно поддерживали оттуда беспорядки в Карталинии и Осетии.

Население Имеретии, разоренное бесконечной войной с владетелем Мингрелии, тяготилось пребыванием в царстве беглецов, на содержание которых с их многочисленной свитой приходилось ему платить особый налог. Несомненно, что и сам Соломон сознавал все неприличие и опасность покровительства врагам русского государя, но не имел силы отказать в приюте царевичам, связанным с ним узами кровного родства.

Приступив к исполнению высочайшего повеления, главнокомандующий отправил к царю Соломону правителя своей канцелярии Броневского с настоятельным требованием выдачи грузинских царевичей и освобождения царевича Константина. Соломону было уже известно в это время ходатайство владетеля Мингрелии о принятии его в русское подданство.

Предвидя, что при таких условиях ему не удастся удержать за собой областей, отнятых у князя Григория Дадиана, он поспешил исполнить часть требований князя Цицианова и выразил желание вступить под покровительство России с тем условием, чтобы русские войска являлись к нему на помощь по его призыву. При этом он, конечно, имел в виду подчинить себе русским оружием мингрельского владетеля.

Соломон с большим трудом согласился на освобождение царевича Константина. Сначала он объявил Броневскому, что для него легче отдать все царство, нежели выпустить из крепости и повергнуть Имеретию в междоусобие, и никакая сила не может его исторгнуть из заключения.

«Но затем, вняв голосу благоразумия, согласился дать пленнику свободу, причем словесно выразил Броневскому желание, чтобы Константин был увезен в Петербург. Соломон опасался, что русское правительство имеет тайное намерение возвести царевича на имеретинский престол или, по крайней мере, держать его в виде постоянной угрозы царю. Опасение это было также одной из причин, заставлявших Соломона искать покровительство России. В числе условий он ставил высочайшее утверждение его и потомства его в сан царей имеретинских, а в случае бездетства назначение наследником царевича Константина» (отношение Цицианова к графу Воронцову от 12 июня 1803 г. акты кавк. арх. ком., II, № 701).

Марши частей и соединений в условиях горной войны превращаются в самостоятельные операции, требующие тщательной организации, подготовки и осуществления.

В отношении удаления из Имеретии Юлона и Парнаоза миссия Броневского не имела успеха. Царевичи остались глухи ко всем убеждениям и отказались выехать в Петербург, где им был обещан благоволительный прием наравне с прочими членами грузинского царского дома. По правам гостеприимства и родства Соломон не мог употребить над ними насилия. Он обещал, однако, если бы царевичи задумали искать убежища в Персии, уведомить князя Цицианова об этом и сообщить ему об избранном беглецами пути.

С согласия князя Цицианова царь Соломон отправил в Петербург князя Соломона Леонидзе с прошением о принятии Имеретии под покровительство России. По объясненным уже причинам он желал, чтобы акт этот совершился прежде вступления владетеля Мингрелии в русское подданство. Вследствие этого, изъявляя наружно все знаки преданности русскому правительству, царь тайно противодействовал сношениям Цицианова с князем Григорием Дадианом и не прекращал войны с Мингрелией. Цицианов не раз в почтительной форме намекал Соломону на то, что насильственными мерами против владетеля, ищущего русского подданства, он рискует навлечь на себя гнев государя.

Соломон, ослепленный своей ненавистью к Дадиану, не обращал внимания на эти предостережения. Убийство посланца, о котором было сказано выше, давало князю Цицианову законный повод к введению в Имеретию отряда для наказания Соломона. Из Петербурга ему прямо указывали на необходимость этой меры.

26 октября 1803 г. последовало высочайшее повеление о решительных действиях против царя имеретинского. Упомянув о сношениях его с Турцией и о коварном убийстве посланца владетеля Мингрелии, император Александр сообщил князю Цицианову, что начатые негоциации с князем Соломоном Леонидзе прекращены.

«Не остается уже места никакому сомнению, – сказано было в этом повелении, – что кротость и увещание бездейственны будут в обращении на путь правый сего закоснелого в пронырстве владельца, и что настало время принять меры осторожности, долженствующие предохранить Грузию от таких неудобств, которые в Имеретии день ото дня усиливаются. Если, до получения сего повеления, царь Соломон, сверх ожидания моего, обратился бы к чистосердечному решению, то, не отлагая никакого занятия областей его, совершить оное, объявив ему, что дух неудовольствия, оказавшийся между подданными его, усиливаясь повседневно, может произвести смятение в царстве его, на кои по смежности Грузии с Имеретией вы равнодушно взирать не можете, ибо спокойствие оной от того нарушено быть может; что, вступая во владение его, имеете вы в виду сколько предосторожность сию, сколько же и желание выше отвратить всякую опасность, ему лично предстоять могущую. Если же царь имеретинский, суетною надеждою ослепленный, что преступление его останется ненаказанным, не изъявит повиновения своего, то, отметая околичности, приступите вы к делу с объявлением, что случившиеся с посланными князя Дадиана сделало меру сию необходимую, подав вам опыт того, что князь мингрельский, поступивший в подданство России и потому имеющий право на заступничество ее, ожидать должен от соседа, попирающего столь зверским образом священный повсюду закон гостеприимства; что сверх сего Имеретия, по местному положению своему, пересекая сообщение Грузии с Мингрелией, имели вы долг занятием оной успокоить себя на тот счет, что посылаемые от вас из одной сих областей в другие не будут иметь равного жребия с посланными князя Дадиана. Когда, по занятии Имеретии, беспрепятственное сообщение Грузии с Мингрелией обеспечено будет, приступите вы к введению моих войск во владения князя Дадиана, коль скоро вы признаете имеющиеся у вас способы на то достаточными. А впрочем, оставляется вам совершенная свобода, – Мингрелию ли прежде занять, или начать Имеретию».

Князь Цицианов, конечно, не замедлил бы исполнить это высочайшее повеление, «развязавшее его совершенно в поведении с царем Соломоном». Но ожидавшиеся с Кавказской линии два полка могли прибыть в Тифлис только в ноябре 1803 г., когда князь Цицианов уже приготовился к походу под Ганжу.

«Наказание, заслуживаемое царем Соломоном, – отвечал он графу А. Р. Воронцову 17 ноября 1803 г. (акты кавк. арх. ком., II, №№ 721, 723 и 725), – я отлагаю только до прибытия двух полков, которые вступили уже в пределы Грузии. Поелику уже я сделал приготовления для экспедиции на Ганжу, имеющей продолжиться не более месяца, с помощью Божией, то к занятию Имеретии не прежде могу приступить, как по благоуспешному окончанию сего предприятия».

Сообщая государственному канцлеру о своих предположениях относительно мер против Имеретии, князь Цицианов высказал надежду, что ему не будет поставлено в вину, если он по местным обстоятельствам признает необходимым отложить до благоприятного времени исполнение того или другого высочайшего повеления.

Граф А. Р. Воронцов понял, что Цицианов стесняется в расположении своих действий слишком точными указаниями из Петербурга. Он поспешил успокоить кавказского главнокомандующего в неизменном благоволении к нему государя и при этом писал от 23 декабря 1803 г.: «владельца имеретинского Соломона, я думаю, в вероломстве его добрыми средствами, конечно, исправить нельзя, а хорошенько его по-азиатски постращать, то и будет он гладок, в чем мы на вас и полагаемся. Посланника его мы к вам отошлем, с объявлением ему, что вы во всем уполномочены, как с царем его кончить. Я, находя не сходным здесь с сим посланником в переговоры вступать и на отсылку его к вам государю императору представить, тем паче я на то побуждаем был, чтобы мы здесь иногда что-либо несходного не учинили с нашими предположениями, что и легко бы случиться могло, что здесь его посольство приняли с разными знаками милостей, а вы в то же самое время за гнусные деяния его наказывали; и так милости и наказания будут уже выходить из одних рук, то есть из ваших, а я весьма удостоверен, что вы все то учиняете, что для пользы сего края и обеспечения оного нужным признаете».

Настал 1804 г. Ганжа пала, и Цицианов получил возможность обратить внимание свое и силы на Имеретию. От графа А. Р. Воронцова получил он из Петербурга напоминание о том, что «там не токмо не колеблются в принятом намерении занять войсками российскими Имеретию, но напротив того ожидают исполнения его без дальнейшего отлагательства».

Направив отряд к Сураму, Цицианов письмом от 7 февраля 1804 г. уведомил имеретинского сардаря князя Кайхосро Церетели, что «буря угрожает Имеретии с севера; но она может быть отвращена быть одной покорностью царя Соломона, – и тогда, буде все будет окончено миролюбиво, воссияет солнце яснее прежнего над царством Имеретинским; тогда царствование царя Соломона не помутится ни на единый час его жизни, которая и сединами украсится на его безвредном престоле».

Впрочем, князь Цицианов, несмотря на настояния из Петербурга, предпочитал окончить дело с царем Соломоном дружелюбным соглашением. Для него поговорка – «худой мир лучше доброй ссоры» – имела особенное значение. Война с Имеретией могла затянуться, а между тем на очереди стояла более важная задача – сломить заносчивость Эриванского хана.

Развернуть крупные группировки войск в горных условиях – практически нереально. Поэтому основная тактическая единица в подобных условиях – усиленный батальон.

Имеретинский царь, со своей стороны, сделался сговорчивее с тех пор, как Кавказский гренадерский полк подвинулся к границам Имеретии. Под предлогом поздравления князя Цицианова с взятием Ганжи, Соломон прислал к нему князя Кайхосро Церетели и князя Сехния Цулукидзе с большой свитой. В присланном с ними письме царь после дружеских упреков главнокомандующему на то, что он не известил его о столь знаменитой победе, уведомлял, что посланцы объявят его желания и надежды. Оказалось, что царь ищет и просит его принять в русское подданство под условием присоединения к Имеретии Лечхума, отнятого у владетеля Мингрелии.

По первому пункту Павел Цицианов выразил согласие на ходатайство перед государем. Относительно же Лечхума объявил, что не может допустить отчуждения области у состоявшего в русском подданстве князя Дадиана.

На этом переговоры прекратились. Имеретинские посланцы, ссылаясь на отсутствие полномочий от царя на возвращение Лечхума владетелю Мингрелии, просили дать им срок для окончательного ответа. Цицианов согласился обождать двенадцать дней и для ускорения дела отправил в Кутаис вместе с посланцами своего уполномоченного гвардии поручика и камергера графа М. С. Воронцова.

Миссия Воронцова не имела успеха. Соломон, увлекаемый враждебной к нам партией, принял, наконец, Воронцова, но только для того, чтобы отказаться от подписи условий подданства.

Для ускорения развязки князь Цицианов обратился к мере, которой вообще пользовался редко и неохотно как несовместной с достоинством представителя сильной державы. Перед выступлением в Имеретию он отправил туда «авангард из золота и серебра для прельщения, считая, что может быть сим средством дружелюбно можно будет вступить в оную» (отношение к князю Чарторыйскому от 20 марта 1804 г. акты кавк. арх. ком., II, № 742).

Распоряжение этим авангардом было поручено тестю имеретинского сардаря Кайхосро Церетели, князю Георгию Абашидзе, много потрудившемуся в деле мирного присоединения Имеретии. По свидетельству самого Цицианова, этот 60-летний старик, несмотря на трудность дороги, ни на несносную погоду, два месяца кряду почти не сходил с лошади, разъезжая между г. Гори, где находился главнокомандующий, и резиденцией Соломона.

Золотой авангард имел быстрый успех. Все влиятельные противники вступления Имеретии в русское подданство изменили свое мнение и уговорили Соломона не навлекать несчастья на страну. Царь известил Цицианова, что желает иметь с ним личное свидание. Вследствие этого главнокомандующий отправился с ротой егерей в Вахань, последнее карталинское селение к имеретинской границе.

Соломон с большой свитой остановился в сел. Легвани. Свидание состоялось 19 апреля 1804 г. на открытом поле при ур. Слазнаури. Верный своим привычкам, Соломон вновь поставил условием подданства оставление в его власти Лечхумской провинции. Цицианов прервал совещание, объявив царю, что с сожалением видит себя в необходимости иметь с ним уже другого рода свидание, т. е. «на ратном поле со шпагой в руках».

На следующий день, 20 апреля, Цицианов послал войска в ближайшие имеретинские селения для приведения помещиков и крестьян к присяге на верность России. Обряд был исполнен ими беспрекословно и даже с радостью.

Мера эта поколебала Соломона. Он вновь прислал к Цицианову своих ближних советников для переговоров. Царь соглашался, наконец, подписать трактат под видом просительных пунктов, но просил пункт о возвращении Лечхума владетелю Мингрелии не приводить в исполнение до тех пор, пока права на эту область не будут рассмотрены самим государем. Цицианов согласился на эту оговорку и письменно обязался оставить за Соломоном все завоеванные им в Лечхуме крепости и селения впредь до решения вопроса высочайшей властью.

После согласования этого пункта царь Соломон и князь Павел Цицианов вновь имели свидание 25 апреля 1804 г. Царь торжественно принял присягу со своими сановниками и подписал просительные пункты. Главнокомандующий возложил на него алмазные знаки ордена святого Александра Невского.

С облегченным сердцем донес Цицианов об этом важном акте, стоившем ему больших трудов и тяжких забот.

«Священная воля Вашего Величества, – писал он государю 25 апреля 1804 г., – чтобы по совершении присоединения царства Имеретинского к Российской империи и устроив через побережные владения Мингрелии сообщение с Тавридой, связал я сей край с метрополией, Богу благодарение – исполнена; присяга же царя Соломона, при сем подносимая, послужит свидетельством тому, что царство сие обращено в одну из провинций российских, – как видно, по определению Правителя судеб, чтобы царство Грузинское, в 1390 г. разделенное на царство Имеретинское и владение Мингрельское Александром I, царем грузинским, Александром I, императором всероссийским, соединена была паки воедино».

Подписанный Соломоном акт был утвержден императором Александром 4 июля 1804 г. В жалованной грамоте, данной в этот день на имя царя Имеретинского, сказано: «снисходя на прошение ваше и подвластного вам народа о принятии под державу Нашу и в вечное подданство империи Нашей, – в чем вы с первейшими князьями царства Имеретинского и присягу уже Нам и преемникам Нашим учинили, – всемилостивейшее на то соизволяем и подтверждаем вас, любезно-верноподданный Нам царь имеретинской земли Соломон, в сем достоинстве вашем, которое по силе сей Нашей жалованной грамоты и наследники ваши всегда от Нас принимать должны и повеления Наши исполнять. Поручая вам же управлять имеретинским народом с кротостью и правосудием и утвердив во всей силе просительные ваши пункты, торжественно объявляем и императорским Нашим словом обещаем вас и весь народ имеретинский, яко верных Наших подданных, и всех будущих по вас преемников охранять от неприятелей ваших, будучи предуверены, что вы и преемники ваши как в преданности вашей, так и в точном выполнении обязанностей ваших пребудете непоколебимы».

Продолжение следует.

Идея публикации – генерал-майор Евгений Никитенко