11 февраля, 2012

Большая Кавказская война (21)

Продолжение. Начало в № 5 за 2008 г.

В начале 1809 г. вопрос об окончательном уходе графа Гудовича с Кавказа был уже решен. Тем не менее он в 1809 г. представил государю доклад, в котором излагал свой план военных действий на предстоящий год. По этому плану, составленному под гнетущим впечатлением эриванской неудачи, имелось в виду предварительно усилить наши войска, находившиеся в Закавказье, снабдить их непременно осадной артиллерией и затем уже, с наступлением весны, идти снова под Эривань, овладеть ею и прочно утвердиться на берегах Аракса.

Однако намерения эти совершенно не разделялись преемником Гудовича – генералом Тормасовым, который оценивая наше положение более хладнокровно и не имея особенных для себя причин торопиться с покорением Эривани, находил несвоевременным предпринимать наступившей весной вторжение в пределы Персии.

Паж императора Петра III – Александр Петрович Тормасов начал служебную карьеру в 1772 г. и через 12 лет командовал Александрийским гусарским полком. В 1791 г. в чине генерал`майора за блестящую атаку под Мачином он получил Георгия 3-го класса, не имея до этого никакого ордена. Польская война доставила ему новые отличия за Мациовицы и Прагу, и через 7 лет, в 1801 г., он был уже в чине генерала от кавалерии. Хорошо образованный и воспитанный, несколько замкнутого характера, весьма трудолюбивый и бескорыстный, Тормасов был лично известен с самой лучшей стороны императору Александру I, который и призвал его указом от 14 февраля 1809 г. на высокий пост главнокомандующего в Грузии.

В Тифлис Александр Петрович приехал еще в середине 1809 г. в качестве помощника Гудовича. За это время он был свидетелем событий, происходивших в Закавказье, и имел возможность близко ознакомиться здесь с положением наших дел.

Неудачный исход персидской войны Гудовича совершенно подорвал наш авторитет на южных границах Закавказья. Отказаться от требований, предъявленных нам Персией перед этой войной – о проведении границ по Куре, Араксу и Арпачаю, мы, конечно, не могли. Настаивать же на них далее после двукратной неудачи под Эриванью не обещало никакого успеха. Тем более что в начале 1809 г. мы даже точно не были осведомлены о том, чего, собственно, желали персияне – искали ли они с нами мира или готовились возобновить войну.

Граф Александр Петрович Тормасов

В середине апреля Тормасов писал графу Румянцеву: «Персияне, не оставляя намерения своего искать мира с Всероссийскою Державой, снова прислали своего посланца с предложениями о сем и с изъявлением желания отправить со стороны своего полномочного посла в Санкт-Петербург для постановления там полного мира».

В июне же Тормасов сообщает графу Аракчееву о сосредоточении персидских войск у наших границ. Причем поясняет, что «сии движения персиян делаются из опасения и предосторожности, дабы войска российские по-прежнему не пошли бы в их границы, но что наступательных действий они, может быть, не осмелятся начать». А между тем это было не что иное, как серьезно обдуманные приготовления персиян к вторжению в наши пределы, в чем Тормасову скоро и пришлось убедиться самому.

Такой же неопределенностью отличались и наши взаимоотношения с Турцией. Главнокомандующий молдавской армией фельдмаршал князь Прозоровский по этому поводу извещал, что «дела относительно Порты Оттоманской находятся еще в совершенной нерешимости и на таком положении, что может быть снова поднято оружие против турок».

Необеспеченность наших пределов со стороны как Персии, так и Турции осложнялась еще смутами внутри края, где происки наших соседей всегда находили достаточное количество горючего материала для производства то там, то здесь пожаров восстания. Приходилось иметь войска не только против внешних границ, но и внутри края, походившего на временно бездействующий вулкан. А между тем войск было до крайности мало, да и те находились в столь «затасканном» состоянии, что сам военный министр занялся устроением и доведением полков до «настоящей исправности как в обучении людей, так и в исправлении амуниции и одежды, что все, по дошедшим сведениям, находится во всех полках в большом упущении».

Войска Кавказского корпуса состояли в это время из 19 и 20-й пехотных дивизий с артиллерией, четырех гарнизонных батальонов, пяти кавалерийских, девятнадцати донских казачьих полков и местных (линейных) поселенных полков. Но большая часть этих войск находилась на Кавказской линии, в Закавказье же было всего одиннадцать пехотных, два драгунских, один местный казачий и восемь донских полков.

Силы эти, внушительные сами по себе, были, однако, далеко не достаточны для прикрытия длинной внешней границы и для занятия многочисленных населенных пунктов внутри края, тем более что сам главнокомандующий находился в полной «неизвестности – куда обратить свои действия, не имея доселе высочайшего на то разрешения», и даже был «неизвестен» в случае, например, разрыва с Персией – «какой род войны должен с ними вести: наступательный или оборонительный».

Фото: Сергей КОРЕЦ

Желая иметь на этот предмет соответствующие указания, Тормасов тотчас же по вступлении в должность главнокомандующего вошел с представлением, в котором, не соглашаясь с упомянутым выше планом Гудовича о безотлагательном утверждении прочным образом на берегах Куры и Аракса, выражал свое мнение: «Не предпринимая без особенной надобности военных действий против Персии, собрать, однако, войско в одно место, не оголяя нужных постов, и расположить оные лагерем на таком пункте, с которого они бы делали оказательства к обеим границам и тотчас могли бы обратиться в ту сторону, где будет настоять надобность».

Участие России в европейских событиях того времени не давало возможности усилить войска Кавказского корпуса, поэтому пришлось отказаться здесь от наступательных планов Гудовича и перейти к системе оборонительных действий, на которой к тому же настаивал новый главнокомандующий – генерал Тормасов. К осуществлению плана его, получившего высочайшее одобрение, приступили немедленно, тем более что сведения, получавшиеся из Персии путем конфидентов и посредством шпионов, ясно показывали: искательство персиянами мира было только предлогом для тщательной подготовки к началу военных действий.

Под влиянием английского эмиссара Гарфорта Джонса, всеми мерами противодействующего заключению мира с Россией, тегеранский двор выработал широкую программу враждебных нам действий, по которой предполагалось заключить союз с Турцией и вторгнуться в наши пределы одновременно с двух сторон, подняв в то же время в тылу у нас восстание – на всем пространстве от Черного до Каспийского морей. С этой последней целью турецкие эмиссары появились в Абхазии, Гурии, Имеретии, Мингрелии и среди горских народов Западного Кавказа. Агенты же Персии наводнили мусульманские провинции восточного Кавказа.

Сам Баба-хан, как доносил Тормасов, «должен прибыть в Адербейджан с войсками, имея при себе сына своего Мехмед-Али-хана, который с частью войска располагает отрядом к стороне Карабага и Ширванского ханства для набегов и обеспокоивания с той стороны наших войск; также другой сын Баба-хана, наследник Аббас-Мирза, готовится идти к нашим границам со стороны Эривани, имея при себе сверх конницы около 10 тысяч сарбазов или регулярной персидской пехоты (обученной чиновниками французского посольства в Персии), а в Тавризе и других местах делаются большие собрания войск».

«С другой стороны, – доносил Тормасов несколько времени спустя, – также верные известия получены и из турецких пашалыков, что хотя турки и не совсем готовы начать в здешнем крае военные действия, но уже близ Баязета и Эрзерума собрали до 10 тысяч войска и продолжают свои приготовления».

Фото: Сергей КОРЕЦ

Справедливость всех этих сведений, подтверждавшихся каждым новым донесением из Персии и Турции, вынуждала Тормасова обратить «все попечение о том, чтобы сохранить целостность границ Его Императорского Величества в здешнем крае». Во исполнение этого он, оставив по-старому Небольсина на реке Тертер – против Карабага, выдвинул другой авангард генерал-майора Портнягина в Памбакскую область – к Амамлам, а сам с главными силами, которые состояли всего из семи батальонов пехоты, двух казачьих полков и восьми эскадронов драгун, расположился лагерем у Саганлуга.

Кроме того, два батальона 9-го егерского полка под начальством полковника Лисаневича были поставлены в урочище Чардахлу и имели назначением, во-первых, «секурсировать» Небольсину, а во-вторых, охранять Елизаветпольский и Шамшадильский округа и при помощи казахской милиции наблюдать за Дилижанским ущельем, через которое персияне могли прорваться в наши пределы.

Для охранения спокойствия в недавно присоединенных к нам ханствах Восточного Закавказья оставлены были в наиболее важных пунктах незначительные гарнизоны. Так, две роты Троицкого полка стояли в Елизаветполе, одна – в Нухе и одна с орудием – в Шемахе, две роты 17-го егерского полка – в Шуше и две роты того же полка – на Загаме (Дзегам). Сил этих было, конечно, недостаточно для отражения персиян, почему Тормасов потребовал, чтобы ханы карабагский, шекинский и ширванский сами приняли надлежащие меры к обеспечению своих владений собственными средствами, а для содействия русским войскам выставили бы по тысяче человек конницы.

Начальники главных авангардов – Небольсин и Портнягин были снабжены соответствующими инструкциями, причем Тормасов, отлично сознавая, что сила этих передовых заслонов заключается не в численности войск, входящих в состав их, а в испытанных уже доблестях начальников, предоставлял последним широкую свободу действий. Авангард на Тертере он уполномочивал расположить «в удобнейшем по рассмотрению господина Небольсина месте, откуда бы удобнее обратиться к отражению персиян, если бы они покушались на Карабаг, Шеку или Ширвань. Портнягину же писал: «Рвение ваше к службе и добрые распоряжения, многими опытами доказанные, оставляют меня в уверенности, что вы не упустите принять всех нужных мер к отвержению неприятельских покушений».

В таком положении Тормасов выжидал результатов мирных переговоров с Персией, для ведения которых с соизволения государя был командирован в Тавриз подполковник барон Вреде с собственноручным письмом главнокомандующего к наследнику персидского престола – Аббас-Мирзе. В этом письме генерал Тормасов весьма наглядно, на примерах последних европейских событий доказывал всю непрочность английской дружбы и, по поручению графа Румянцева, ярко рисовал благодетельные для Персии последствия искреннего мира с Россией, обещая на условии проведения границ по Куре, Араксу и Арпачаю возвратить все отнятые турками персидские области, окончательно успокоить все внутренние волнения в стране и условленный порядок престолонаследия, «охранять против всех врагов его, и внешних, и внутренних, силой того же оружия, которое обращено ныне против Персии». «Тогда, – писал Тормасов, – нет сомнения, что все противники, явно и тайно восстающие против спокойствия знаменитейшего каджарского колена, должны будут умолкнуть с покорностью и благоденствие Персии, а также собственное могущественного вашего родителя, равно и ваше, останется никем ненарушимо».

Но персидское правительство не только не было склонно уступать нам Эриванского и Нахичеванского ханств, но не могло примириться с мыслью о безвозвратной уже потере Грузии. И повелитель Ирана, собираясь на новую войну с нами, говорил, как и перед всяким вторжением в наши пределы, что не повернет «узды своего движения», пока русские не будут выгнаны из Иверии.

Фото: Сергей КОРЕЦ

Прибегая к мирным переговорам как к средству выиграть время и сосредоточить силы, предназначавшиеся к вторжению в наши пределы, персияне задержали в Эривани барона Вреде под предлогом необходимости дождаться приказаний из Тавриза от самого Баба-хана. Этот поступок не оставлял уже никакого сомнения в истинных намерениях персиян, и Тормасов в основательном ожидании неприятельского вторжения продвинул главные свои силы из Соганлуга к урочищу Думанисам на эриванской дороге, у границ Ахалцыхского пашалыка как к такому пункту, «с которого можно будет обратиться к той или другой стороне (Персии и Турции), где только настоять будет надобность в подкреплении». «Сию меру, – писал Тормасов графу Аракчееву, – потому более считаю необходимой, что между прочими заграничным известиями подтверждаются слухи об искании английских министров, в Турции и Персии находящихся, об общем обеих сих держав предприятии военных действий в здешнем крае». Не прошло и недели со дня этого донесения, как Памбаская область озарилась заревом пожаров персидского нашествия.

16 июля 1809 г. трехтысячный авангард Мехмед-Али-хана перешел нашу границу и внезапно напал на Амамлинский пост, но был отбит и скрылся в Вартнавском ущелье. Через четыре дня, 21 июля, персияне, усилившись конницей Гуссейн-хана эриванского, снова повторили нападение на Амамлы и Бекант, но и на этот раз были прогнаны в горы.

На следующий день подошли главные силы Мехмед-Али-хана. Желая сломить сопротивление русских, он в течение двух дней, 22 и 23 июля, настойчиво повторял нападения одновременно на все наши посты: Гумры, Артиг, Бекант и Амамлы, но всюду встречал стойкий отпор саратовских и тифлисских батальонов.

Особенным упорством отличался бой под Артигом, продолжавшийся с раннего утра и до 6 часов вечера и окончившийся тем, что отбившийся здесь от многочисленного противника батальон Тифлисского полка под начальством майора Севарсимидзе бросился в штыки на персиян и обратил их в поспешное отступление. Видя невозможность сломить сопротивление русских, Мехмед-Али-хан, понеся за эти дни большие потери, отошел за реку Абарань.

Тем временем и Аббас-Мирза стягивал свои силы к нашей границе в намерении вторгнуться в Карабаг через Худоферинскую переправу. Получив об этом известие, Небольсин 24 июля выступил из своего лагеря на реке Тертер и быстро двинулся к Араксу, чтобы встретить здесь персиян на самой переправе. Этот маневр расстроил первоначальные замыслы Аббас-Мирзы, но в то же время подал ему мысль обойти Небольсина и, пользуясь большим промежутком, образовавшимся между ним и Тормасовым, стоявшим у Думанис, прорваться к Елизаветполю через Нахичевань и Шамхор. В этом намерении Аббас-Мирза отступил от Худоферинской переправы к Нахичевани и усиленными переходами по трудным горным дорогам подошел 29 июля к Шамхорской долине. Но тут к великому своему удивлению увидел уже поджидавшего его Тормасова.

Получив донесение Портнягина о нападении персиян на наши памбакские посты, Тормасов двинулся из Думаниса к Амамлам и сделал в этом направлении уже два перехода, как пришло известие от Небольсина о спешном отступлении Аббас-Мирзы от Худоферина к Нахичевани. Тормасов разгадал намерения наследника персидского престола и, переменив направление на Елизаветполь, в четыре усиленных перехода подошел к Шамхору, как раз в тот момент, когда персияне спускались сюда с окрестных гор. Не решившись на столкновение с главными нашими силами, Аббас-Мирза поспешно отступил обратно за Аракс.

Таким образом, июльская попытка персиян вторгнуться в наши пределы одновременно по двум направлениям – через Памбак и Карабаг кончилась на обоих театрах полной неудачей. Но это, однако, не отняло у них надежды на более счастливый исход вторичной попытки.

В середине августа Аббас-Мирза, снова перейдя Аракс кружной и трудной дорогой мимо озера Гокчи, подошел 17 августа к Елизаветполю и остановился с главными силами верстах в 40 от него – в урочище Ах-булах. Передовые же партии персиян приблизились даже к городскому форштадту и завязали перестрелку с гарнизоном Троицкого полка. Извещенный об этом генерал Тормасов, стоявший в это время лагерем на реке Акстафа, поспешил к Елизаветполю. Персияне намеревались занять позицию на пути Тормасова – у Шамхора, но одного появления авангарда нашего под начальством генерал-майора маркиза Паулуччи было достаточно, чтобы заставить их поспешно втянуться в горы. Видя невозможность овладеть Елизаветполем врасплох, Аббас-Мирза отошел к Эривани.

Одновременно с появлением персиян в Елизаветпольском округе было получено генерал-майором Портнягиным известие о том, что Мехмед-Али-хан намеревается прорваться в Грузию через Карсский пашалык в обход Памбакской области. Для воспрепятствования этому выслан был из Бекан к Лори «по известному персидских войск в ту сторону следования» отряд полковника Печерского силой в 942 человека при трех орудиях. Выступив налегке 20 августа, Печерский после двухдневного трудного похода через Безобдал пришел в лорийскую степь, но не застал уже здесь персиян. Последние, разграбив восемь селений борчалинских татар, отступили обратно по карсской же границе, мимо кр. Магизберда к Эривани.

Так кончилось и вторичное вторжение персиян в наши пределы, и «персидское правительство, не видя в делах своих успехов», снова приступило к ведению мирных переговоров. Почти одновременно были получены Тормасовым два письма: от великого визиря Мирзы-Безюрка и от Аббас-Мирзы. Первый из них, призывая Бога в свидетели, что «кроме дружелюбия и доброжелательства никакой другой цели не имеет», уведомлял Тормасова, что «Персия не переменяет желания своего приобрести мир с Россией и расположена послать в Санкт-Петербург своих полномочных послов, но с тем, чтобы там трактовано было о положении границ, а здесь оные не были бы назначаемы, потому что они (персияне) таковое требование считают для себя весьма оскорбительным».

Такого же рода предложения заключались и в письме наследника персидского престола Аббас-Мирзы. Тормасов отвечал, что имея полномочия заключить мир только на условиях предварительного проведения границы по Куре и Араксу, он должен испросить высочайшего соизволения на отправление персидского посольства в Петербург «без предварительного здесь постановления границ». При этом главнокомандующий напомнил персиянам, что они сами «разорвали дружественные сношения, вступив неприятельски в наши границы в то время, когда посланный нами с объявлением о постоянном и искреннем желании Его Императорского Величества восстановить мир с Персией по ее предложениям и о соизволении на отправление к высочайшему двору полномочного посольства со стороны Персии находился в Тавризе, а потому и меня теперь самый долг и честь обязывают ответствовать теми же неприятельскими действиями».

Справедливость этого упрека получала тем большее основание, что Аббас-Мирза, отправляя Тормасову письмо, полное заверений искренности желания персидским правительством мира, не покидал, однако, со своими войсками нашей территории и время от времени разорял принадлежавшие нам селения.

Желая вытеснить персиян из наших пределов, Тормасов на другой же день по отправлении ответа на письма Безюрка и Аббас-Мирзы присоединил к себе Небольсина с тремя батальонами и двумя казачьими полками и, оставив все тяжести, налегке в ночь на 28 августа двинулся по Ясаманскому ущелью к урочищу Чардахлы в намерении «атаковать Аббас-Мирзу в самих горах и выгнать его из наших границ». Всю ночь шел отряд по узкому каменистому дефиле и только к утру подошел к горам, на которых предполагалось встретить персиян, но последние, узнав о движении Тормасова, поспешно снялись и ушли за нашу границу.

Не имея никакой возможности преследовать по горам конного неприятеля, «особливо в собственных его границах, тем более имея высочайшее повеление, дабы вести только оборонительную войну», Тормасов принужден был остановиться.

В тот же день в Чардахлы прибыл новый посланец с письмом Аббас-Мирзы, в котором наследник персидского престола, объясняя враждебные действия персиян «следствием образа действий» со стороны Тормасова, предлагал заключить перемирие. «Ваше Высокопревосходительство, – писал между прочим Аббас-Мирза, – невзирая на свое уполномочие, опять решились испросить на отправление нового разрешения, требуя прекращения военных действий. Вы должны судить по совести, что такой образ поведения не согласуется с обычаями и законами, ибо назначение посла имеет целью достижение дружбы, а достижение дружбы может происходить по прекращении вражды, а прекращение вражды зависит от продолжительности перемирия, в которое послы могут разъезжать между двумя правительствами и тем достигнется желаемая дружба».

Тормасов отвечал, что не имея полномочия на заключение перемирия, он не может это взять на себя, не испросив на то высочайшего разрешения, до получения которого, однако, обещает не переходить границу Персии, если только сами персияне «нигде не коснуться границ наших». Результатом этих переговоров было удаление наконец войск Аббаса-Мирзы из наши пределов, где они к тому же терпели сильный недостаток в продовольствии.

Этот перерыв в военных действиях на персидской границе вполне соответствовал желаниям и самого главнокомандующего. Война принимала характер, не обещавший возможности покончить с противником одним-двумя ударами. Персияне старательно уклонялись от встречи с нашими войсками и, пользуясь многочисленностью своей конницы, делали большие обходы, нападали у нас в тылу или на флангах на беззащитное население, разоряли его и затем столь же быстро уходили от наших преследований в горы.

Переходить же границы Персии, чтобы там нанести решительный удар персидским скопищам, Тормасов не мог, не имея, как сказано выше, разрешения на ведение наступательных операций в пределах персидского государства. При таких условиях военные действия, отвлекавшие наше внимание и силы к персидской границе, угрожали замкнуться на неопределенное время. А между тем в тылу у нас происходили события далеко не успокоительного свойства.

Поддерживаемые английским золотом интриги персидского правительства и беглого грузинского царевича Александра не только восстанавливали против нас приграничные области Турции, но и сеяли смуту и в находившихся под нашим покровительством областях Западного Закавказья.

Еще в июле 1809 г. Тормасову донесли, что ахалцыхский паша получил из Персии от Аббас-Мирзы 100 тысяч рублей и вещами в материалах, состоящих на 100 тысяч рублей, для раздачи собранным здесь войскам из татар, осетин и имеретинцев, предназначавшихся для вторжения в наши пределы одновременно с наступлением персидских войск, и что Аббас-Мирза рассылает «в Грузии обитающим народам наполненные разными обольщениями фирманы к возмущению».

Ахалцыхский паша, не располагая силами, достаточными для вторжения в наши пределы, воздерживался пока от начала военных действий, но за то находившиеся у него на жалованье шайки лезгин переходили наши границы и грабили борчалинские селения, уводя пленных и угоняя скот.

Наемные лезгины составляли важнейший контингент в вооруженных силах ахалцыхских пашей. Живя в диких трущобах Кавказского хребта, не видавших еще никогда русских штыков, лезгины считали себя защищенными от нас преградой, которую положила сама природа для безопасности и убежищ. Разбойничий инстинкт этого народа, сделавшего грабежи своим промыслом, отвлекал его от мирных занятий и обращал в наемников, искавших случая служить одной стороне с тем, чтобы грабить другую. Пробираясь воровскими дорогами в Ахалцых, лезгины нанимались здесь служить у паши, который вместо жалованья платил им разрешением грабить соседние области Грузии.

Одна из таких шаек в 700 человек, в ночь на 4 августа скрытно пробравшись мимо Цицикара, внезапно напала на деревню Барбало, но была совершенно рассеяна подоспевшим сюда небольшим отрядом нашим из роты херсонцев и казаков под начальством майора Данилова.

Несмотря на этот кровавый урок, ровно через месяц, 4 сентября, тысячная партия лезгин под начальством своего предводителя – знаменитого среди наемников беллада (вождя) Нур-Магомет-хана снова ворвалась в наши пределы и, разграбив селения Пеи и Мухури, с добычей возвращалась в турецкие пределы.

В погоню за ними помчалась грузинская милиция, но получив жестокий отпор и потеряв доблестных своих предводителей – князей Авалова, Амираджиби и Палавандова, не могла задержать грабителей. В это время к месту боя на рысях подходил вызванный по тревоге из Сурама эскадрон нижегородцев под начальством Саликова. Привыкшие к легким победам над грузинской конницей, лезгины с пренебрежением смотрели на приближавшуюся к ним горсть невиданных доселе всадников. Но вот сверкнули шашки, облако пыли, поднятое карьером, окутало эту кучку и, как вихрь, налетели драгуны на изумленных лезгин. В одно мгновение несколько десятков их лежали на земле изрубленными, а остальные с самим Нур-Магометом в панике бросились к Куре, на берегу которой быстро устроили засеку. Подоспевшие две роты кабардинцев ударили в штыки, а драгуны, переправившись через реку, отрезали путь отступления лезгинам. Нур-Магомет был убит и шайка его истреблена почти поголовно. Так погиб знаменитый беллад, о котором и теперь еще поют грузинские сазандары.

Но не одними только набегами лезгин тревожил нас Ахалцыхский пашалык. В нем нашел себе приют беглый грузинский царевич Александр, который при длительной поддержке турок и персиян наводнял Грузию, Имеретию, Осетию и другие области своими зажигательными прокламациями. Последние хотя и не везде достигали желаемого результата, тем не менее всюду сеяли смуту, а иногда вызывали и открытое восстание. Так, на письмо, посланное царевичем кабардинским князьям, в котором он объяснял свое желание завладеть «следуемые ему по смерти царя Ираклия Адербейджаном и грузинскими провинциями», князья отвечали уверением полной готовности оказать помощь царевичу и писали: «В знак сего мы, князья и народы, достойно признали уклонить себя от обязанностей неверных и последовать единозаконному государю, покровителю вселенныя, и служить вам, для чего сие уверение посылаем, что мы единодушно вам себя предали и не имейте в том сомнения». Одним из результатов этого «признания» стали происходящие в Кабарде случаи явного неповиновения российской администрации.

Жителям Джавского ущелья царевич писал: «Шах отправил нас в Ахалцых с таким войском и казной, какие нам хотелось, – и, выражая уверенность в обещании джавцев присоединиться к нему тотчас же, как он спустится в Карталинию, добавлял: – Тогда и увидим, как вы потрудитесь и вновь зажжете свечу угасшего нашего дома… Ваш меч был всюду известен и владеете честью мужества. Браво вашей чести и мужеству!».

Тагаурцев царевич Александр уверял, что «нынешние приготовления шаха и войска непохожи на прежние. На этот раз он или покончит со всем Ираном, или изведет русских из Грузии – будьте уверены».

Возбужденные этими письмами, осетины начали в ожидании прибытия царевича Александра запасать в глубине своих ущелий скот и хлеб. Помещики же Горийского уезда приступили к укреплению своих замков к стороне осетинских ущелий, опасаясь повторения бывшего весной 1809 г. восстания крестьян, когда для их усмирения потребовалось содействие русских войск, штурмовавших в Ксанском ущелье несколько осетинских селений.

Неменьшую смуту производили агенты Александра и в самом Тифлисе.

«Не иду на вас с силой и мечом, – писал Александр грузинским князьям, дворянам, духовенству и народу, – ни с враждой против тех из вас, которые много или мало провинились перед высоким домом нашим, но иду с силою Божьей на врагов, питая ко всем вам мир и любовь… Я имею с собой силу и казну трех сильных и великих держав – всего Ирана, османов и англичан для вашего освобождения из рук чужих».

Кроме подобных воззваний агенты персидского правительства и царевича Александра во время военных операций Тормасова против Аббас-Мирзы распускали ложные слухи о неудачах, которые якобы повсюду терпели русские войска, и что турки и персияне не сегодня завтра войдут в Карталинию. Это, конечно, смущало население и самый Тифлис находился «в беспокойстве и тревоге по одним пустым страхам».

Точно такие же смуты сеялись и в Абхазии, и в Имеретии, и в Мингрелии.

Все это вынуждало Тормасова обратить серьезное внимание на успокоение областей, лежавших в тылу наших войск, и сосредоточить все усилия на утверждении порядка на правом фланге Грузии. Но для этого необходимо было хоть на время развязать себе руки с Персией.

Вот почему Тормасов охотно вошел с Аббас-Мирзой в соглашение не переходить взаимно наших границ и делать настоятельные представления в Петербург о необходимости заключить мир или хотя бы временное перемирие. «Долгом моим поставляю, – писал Тормасов графу Румянцеву 10 сентября 1809 г. из лагеря при реке Мешавере, – изложить здесь мое мнение, в том состоящее, что для возможного образования первовнутреннего порядка в здешнем крае необходимо иметь мир или хотя бы перемирие с Персией на некоторое время, дабы тогда, занявшись внутренним устройством, обеспечить здесь навсегда правый фланг Грузии, начиная от Абхазии, отдающейся ныне в вечное покровительство и подданство Всероссийской Империи, и завладеть крепостями Поти, Анаклией и другими, имеющими в себе турецкий гарнизон, чтобы через то освободить Мингрелию от неприятеля и не иметь более надобности содержать там большого числа войск.

Потом совершить нужно священную волю Его Императорского Величества относительно Имеретии и ее владетеля, который до сих пор не перестает делать беспокойства, входя в связи с ахалцыхским Селим-пашой и персиянами через посредство Александра-царевича, отчего царство имеретинское дотоле не придет в устройство, пока не решится судьба царя Соломона удалением его навсегда из Имеретии.

Совершив же сие, нельзя будет оставить Ахалцыхский пашалык в нынешнем его положении и нужно будет непременно завладеть сим гнездом вечных беспокойств и хищничеств, поставить там навсегда твердую ногу. В то же время и лезгинцы, имеющие непременное свое пристанище в Ахалцыхе, откуда делают впадения в Грузию, лишившись единственно своего убежища, неминуемо должны будут усмириться, и тогда легкими средствами можно и будет довести до совершенной покорности. Осетинцы же и другие горские народы, привыкшие волноваться только по подстрекательствам из Имеретии и Ахалцыха, как народы слабые и без способов сами собой успокоятся и будут верны, опасаясь лишиться потребностей к жизни, получаемых из Грузии, и которые отнять от них всегда можно.

Таким образом, утвердив прежде порядком весь правый фланг Грузии, удобно уже будет обратить наступательные действия на Персию и заняться приобретением границ по рекам Куре, Араксу и Арпачаю, не опасаясь в тылу никаких беспокойств или разбрасывания сил наших».

Вот та программа действий, к выполнению которой Тормасов имел намерение приступить, пользуясь временным затишьем на нашей персидской границе. Следуя этому плану, главнокомандующий оставил отряд Небольсина у Елизаветполя для защиты Карабага и, предписав Портнягину зорко следить из Памбакской области за сосредоточившимися к Эривани войскам персиян, сам перевел свои главные силы к м. Квеши у границ Ахалцыхского пашалыка, «чтобы тем отвратить предприятие ахалцыхского паши и заставить его самого опасаться моего вступления в его границы».

В то же время были приняты меры к отражению неприятеля на случай, если бы он покусился сделать нападение на Карталинию, и приступили к упрочению положения нашего на побережье Черного моря, где незадолго перед этим была уже занята нашими войсками турецкая крепость Поти.

Продолжение следует.