16 октября, 2008

Нервная атмосфера большой Европы

Формально ничего не изменилось. Европейский союз ввел в оборот единую валюту, расширился и представляет собой самую благополучную часть мира. НАТО последовательно расширяется и остается вне конкуренции - это самый мощный военно-политический альянс планеты. Обе организации институционально оформили отношения с Россией, которая больше не считается ни противником, ни соперником.

На практике, однако, все иначе. Блистательный успех европейской интеграции и победа Североатлантического альянса в идеологическом противостоянии с СССР обернулись кризисом идентичности обеих организаций. Утрата прежней системы координат (в эпоху холодной войны она была малоприятной, но очень четкой) привела к дезориентации и нарастанию внутренних противоречий.

Восстановление позиций России делает более сложным для европейских организаций поиск нового "модус вивенди", поскольку им необходимо сформулировать, в каком качестве они воспринимают Россию - партнер по интеграции, конкурент, враг или, может быть, просто посторонняя внешняя сила?

Решение французского президента Николя Саркози вернуться в военную организацию договора, которую Шарль де Голль покинул в 1966 г., является попыткой вернуть Европе в лице Франции вес внутри альянса. Этот шаг вызывает одобрение Вашингтона, но на деле едва ли соответствует его интересам. На снимке - президент Франции Николя Саркози и президент России Дмитрий Медведев.
Фото: ИТАР-ТАСС

Положение осложняется еще и тем, что развести политику по двум направлениям - ЕС и НАТО - не получится. Обе организации тесно переплетены, ситуация в одной воздействует на происходящее в другой и наоборот. А все вместе определяет непростую атмосферу европейской политики.

В конце июня 2008 г. на саммите Россия - ЕС стороны, наконец, объявили о начале переговоров по новому базовому документу взамен ныне действующего Соглашения о партнерстве и сотрудничестве. Но диалог обещает быть долгим и мучительным, ведь стороны принципиально по-разному видят будущее взаимодействие.

Пойдет ли диалог на равных, то есть стороны с каких-то исходных позиций будут двигаться навстречу друг другу в направлении компромисса, либо формат заранее определяется европейский, а России предстоит действовать уже в его рамках?

Европейский союз - не монолитное объединение, а совокупность огромного количества различных интересов. Их баланс поддерживается посредством бесконечных взаимных уступок.

Внешняя политика - наиболее проблемная сфера, договориться о чем-либо и принять четкие решения по принципиальным международным вопросам не удается практически никогда. Поэтому формой внешней экспансии ЕС является распространение на соседей его правовых подходов - норм, правил и экономических практик, так называемая "гармонизация" законодательств.

Но с укрепившейся Россией идея "гармонизации" уже не работает, а другого формата в отношениях с близкими партнерами-соседями Брюссель не признает.

Москва же предпочитает модель, напоминающую связи ЕС-США. Европейский союз и Соединенные Штаты не связаны "стратегическим" всеобъемлющим договором, а торг ведется по каждому конкретному вопросу, на что Еврокомиссия каждый раз получает отдельный мандат от национальных правительств. Надо сказать, что в таком формате американцам часто удается добиться от европейских партнеров заметных уступок.

Правда, даже если Москве удастся настоять на подобной переговорной модели, успех не гарантирован. Все-таки по экономической мощи и способности добиваться своего России пока бесконечно далеко до США. Да и позиции Евросоюза в сравнении с Россией намного убедительней, чем в сравнении с Соединенными Штатами.

Ситуация значительно осложняется тем, что, например, энергетическое сотрудничество, главная составляющая отношений Россия - ЕС, сегодня до предела политизировано и рассматривается сквозь призму не экономической рентабельности, а безопасности. И эти отношения невозможно рассматривать в отрыве от общей атмосферы европейской политики, где важную роль играет ситуация внутри НАТО.

С формальной бюрократической точки зрения отношения Россия - НАТО успешно развиваются, но в реальности они характеризуются глубоким уровнем взаимного недоверия, нескрываемым раздражением и явным соперничеством. Москва практически официально заявляет, что НАТО ее неоднократно обманула.

Например, российскую сторону заверяли, что военная инфраструктура НАТО не будет размещаться в новых странах-членах, однако американские военные базы появились в Болгарии и Румынии.

А в Основополагающем акте Россия - НАТО, принятом в 1997 г., четко записано: "Государства - члены НАТО подтверждают, что не имеют намерений, планов или причин для развертывания ядерного оружия на территории новых членов и не имеют необходимости изменять любой из аспектов построения ядерных сил НАТО или ядерную политику НАТО, а также не предвидят необходимости делать это в будущем".

Формально это обязательство пока соблюдается. Однако Владимир Путин неоднократно предупреждал, что размещение в Центральной Европе элементов американской системы ПРО будет означать включение этих территорий в цепочку стратегического ядерного сдерживания США. То есть фактически идет вразрез с принципами Основополагающего акта.

Кстати, попытки решить проблему противоракетной обороны в 2008 г. тоже несут на себе отпечаток Основополагающего акта 1997 г. Ситуация во многом повторяется.

Как и тогда, Соединенные Штаты говорят, что готовы пойти на уступки в том, например, что касается прозрачности проекта, скажем, допуска российских инспекторов к объектам в Польше и Чехии. Возможны и другие компромиссы по деталям, наподобие неразмещения ракет в польских шахтах до тех пор, пока не появится точная информация о возможных угрозах.

Однако согласие на них Москвы будет истолковано однозначно: русские больше не возражают против ПРО. Также как подписание Основополагающего акта означало: позиция России более не является препятствием.

В результате через какое-то время, если система будет развиваться, после третьего позиционного района ПРО, который действительно не угрожает напрямую безопасности России, начнут появляться четвертый, пятый и так далее. Вся система имеет смысл только в том случае, если она носит универсальный характер.

И неизбежные тогда возражения Москвы (а новые объекты могут появиться где угодно, включая и территории, стратегически более важные для России) заведомо утратят смысл. Ответ на будущие протесты очевиден: ну вы же согласились на создание системы ПРО в принципе, почему же теперь возражаете против ее совершенствования? Так, согласившись на первую волну расширения НАТО, Москва утратила аргументы для того, чтобы возражать против последующих.

Особенности взаимоотношений России и Североатлантического альянса невозможно понять, оставаясь в рамках двусторонней парадигмы. Настоящее и - самое главное - будущее отношений между сторонами зависит от того, как будет развиваться вся система международной безопасности и какое место в ней найдет НАТО.

Североатлантический альянс конца первого десятилетия XXI века представляет собой странный парадокс.

С одной стороны, это самая могущественная организация в мире, которая аккумулировала гигантский потенциал. Все новые волны расширения свидетельствуют о безальтернативности НАТО как "старшего партнера".

С другой - блок испытывает трудности с самоидентификацией и не может определить практический смысл своего существования. Распад Варшавского договора и коммунистической системы лишил НАТО противника, для борьбы с которым он создавался. Найти замену не удалось, что оказалось бомбой замедленного действия.

Десять лет назад Североатлантический блок - прежде всего в своей политической, и лишь затем военной ипостаси - рассматривался как эффективный инструмент геополитической трансформации мира.

Предполагалось, что она будет плавной - понятно ведь, какая идеология и модель развития победила в идейном противостоянии, а победила она потому, что правильная. Югославская война 1999 г. не противоречила логике: функция "мудрого наставника", который поощряет примерных учеников и наказывает нерадивых, казалась естественной.

11 сентября 2001 г. знаменовало собой перелом - появились неожиданные вызовы, в мире "зашевелились" новые политические силы. Столкнувшись с непосредственной угрозой, Соединенные Штаты предпочли действовать самостоятельно, привлекая по мере надобности отдельных союзников, а не опираться на структуру НАТО.

Провозглашенный тогда подход Дональда Рамсфелда "миссия определяет коалицию" стал в XXI веке лозунгом не только Америки. Деградация всех без исключения международных институтов приводит к тому, что устойчивые союзы и правила постепенно сменяются ситуционными коалициями и принципом "свободы рук".

Вашингтон попросту не доверяет свою безопасность Западной Европе - колеблющейся при принятии решений и относительно слабой в военном отношении. Фактически США взяли курс на превращение Альянса в чисто политическую организацию, ведь идейная основа НАТО - трансатлантическая солидарность, то есть поддержка Европой начинаний Америки. Однако в 2003 г. ключевые западноевропейские государства отказалась одобрить кампанию в Ираке.

С того момента задачей расширения Альянса на восток, по сути, стало укрепление позиций Соединенных Штатов. По понятным историческим причинам новые страны-члены и наиболее вероятные кандидаты доверяют в вопросах безопасности только Америке. С расширением НАТО (кстати, и ЕС тоже) оказалось, что "новички" играют в формулировании общей повестки дня едва ли не большую роль, чем ветераны.

Характерно, что на саммите НАТО в Бухаресте в апреле 2008 г. старожилы предприняли контратаку в надежде переломить тенденцию к маргинализации в рамках Альянса. Отказ Украине и Грузии - это не столько реверанс в отношении России, сколько демонстрация того, что "старая" Европа против превращения НАТО в механизм реализации американских намерений.

Пожалуй, наиболее важные слова, дающие ключ к пониманию происходящего в сфере европейской безопасности, прозвучали в преддверии бухарестского саммита НАТО. Премьер-министр Франции Франсуа Фийон заявил, что Париж против сближения с Грузией и Украиной, потому что полагает, что это "нарушит баланс сил в Европе, а также между Европой и Россией".

В этом высказывании есть два принципиальных момента.

Во-первых, позиция Москвы недвусмысленно указана в качестве причины, по которой не нужно принимать уже запланированное решение. За последние полтора десятилетия такое трудно припомнить, все привыкли к тому, что возражения России не учитываются.

Во-вторых, и это важнее, один из европейских лидеров заговорил о "балансе сил". Подобная терминология несвойственна современной Европе.

Старый Свет не устает повторять, что не мыслит больше в категориях "реальной политики" и "игры с нулевой суммой". Официально считается, что стремиться к "балансу сил" (ключевое понятие реалистической школы международных отношений) неуместно, поскольку мир строится на иных принципах - взаимозависимости, когда залогом прогресса служат постоянные встречные компромиссы.

В результате изменений последних двух десятилетий нарушилось традиционное "разделение труда" в Североатлантическом альянсе. Пока Америка защищала Западную Европу от реальной угрозы, никакой конкуренции внутри евроатлантического сообщества быть не могло.

Исчезновение этой угрозы обнажило расхождение интересов и подходов между двумя берегами Атлантики. Но как раз в этот момент США, взявшие на себя бремя единоличного управления миром, сочли, что Европе пора вернуть долг за те тепличные условия интеграции, которые Новый Свет создавал Старому на протяжении 40 лет холодной войны. Адекватного - с точки зрения Вашингтона - ответа он не получил. В результате привычный баланс внутри НАТО пошатнулся.

Решение французского президента Николя Саркози вернуться в военную организацию договора, которую Шарль де Голль покинул в 1966 г., является попыткой вернуть Европе в лице Франции вес внутри альянса. Этот шаг вызывает одобрение Вашингтона, но на деле едва ли соответствует его интересам.

Торгуясь об условиях возвращения, Париж рассчитывает серьезно укрепить как собственные, так и в целом европейские позиции в принятии решений. Иными словами, восстановить тот баланс, о котором упомянул Фийон. Жертвой этой попытки и стали Киев и Тбилиси.

На саммите НАТО в Бухаресте в апреле 2008 г. старожилы альянса (и в первую очередь Германия) предприняли контратаку в надежде переломить тенденцию к маргинализации в рамках Альянса. Отказ Украине и Грузии – это не столько реверанс в отношении России, сколько демонстрация того, что «старая» Европа против превращения НАТО в механизм реализации американских намерений. На снимке – президент России Дмитрий Медведев и федеральный канцлер Германии Ангела Меркель.
Фото: ИТАР-ТАСС

Быстрое дальнейшее расширение, активно поддерживаемое США и "новым" НАТО, не в интересах "старой" Европы. Будущие члены, все как на подбор проамериканские, только закрепят политический дисбаланс, который хотят выправить ветераны.

Французская, а шире - западноевропейская - попытка вдохнуть новую, более европейскую жизнь в НАТО - начинание смелое, однако успех ему не гарантирован.

Установление американо-европейского баланса невозможно без определения новой стратегической миссии Альянса. На евроатлантическом пространстве военных угроз не предвидится. Не случайно в США живо обсуждается вопрос о глобализации НАТО, дабы он мог выполнять задачи на Ближнем, а в более долгосрочной перспективе и на Дальнем Востоке. Речь идет о привлечении таких стран, как Япония, Австралия, Южная Корея и даже Израиль и Индия.

Впрочем, стратегический баланс в Азии сейчас настолько запутан, что даже близкие союзники Вашингтона в регионе не захотят провоцировать Пекин. В Европе же не проявляют желания участвовать в боевых действиях за тридевять земель. Даже рекрутирование солдат в Афганистан представляет проблему.

НАТО предстоит либо очень сложная внутренняя перенастройка, которая затронет все аспекты функционирования Альянса, либо мобилизация против нового консолидирующего противника. В рядах Альянса хватает тех, кого устроило бы, чтобы этим новым врагом стал враг старый и привычный - то есть Москва.

Страны, вступившие в НАТО после распада коммунистического блока, четко знают, что они от него хотят - максимальных гарантий безопасности от России. А Соединенные Штаты заинтересованы в консолидации рядов, но без реального повышения роли европейских стран в управлении Альянсом.

Вопрос заключается в том, выгодно ли России возвращение баланса внутри альянса и его военно-политической дееспособности, к чему стремятся государства Западной Европы.

Дальнейшее расширение НАТО, сторонником которого выступают Соединенные Штаты, способно стать катализатором очень резкого охлаждения отношений с Россией.

Предположения о том, что реакция Москвы и в этом случае будет аналогичной ситуации с первыми волнами расширения, едва ли обоснованы. В случае с Грузией и особенно Украиной затронуты фундаментальные представления о зонах "законных интересов", и это намного серьезнее, чем в случае с Центральной Европой и Балтией.

Москва, естественно, не может остановить расширение НАТО, если на то будет проявлена жесткая политическая воля всеми заинтересованными сторонами. Поэтому политикой России на ближайший период будет формулирование цены, которую Украине, Грузии и их союзникам придется заплатить за принятие бывших республик СССР в Альянс.

Среди прочих действий нельзя исключить и мер по пересмотру институциональной базы отношений Россия - НАТО, например, выход Москвы из Совета Россия - НАТО и замораживание всякого рода сотрудничества, в том числе антитеррористического и того, что касается Афганистана.

Есть ли возможность для того, чтобы отношения России и НАТО вышли на качественно иной уровень, превратившись из источника постоянного раздражения в залог укрепления безопасности?

Если и существовал шанс на то, чтобы раз и навсегда преодолеть наследие прошлого, то он был упущен в период российской геополитической слабости начала и середины 1990-х г.

Этот шанс был упущен, поскольку логика действий Североатлантического альянса базировалась на том, что именно он и является прообразом новой глобальной архитектуры, а никакой новой структуры, объединяющей на новых принципах прежних соперников, не нужно.

Однако институтом глобальной безопасности НАТО так и не стала, хотя пыталась трансформироваться именно в этом направлении, а классическим военным-политическим альянсом с четкой задачей перестала быть. Неопределенность статуса организации и стала одной из причин того, что Россия воспринимает альянс и как инструмент общеполитического давления, и как военный блок, не отказавшийся от задачи прежней эпохи.

Восстановление взаимопонимания между Россией и НАТО возможно в контексте общей оценки реальных угроз. Как ни странно, это более вероятно в том случае, если альянс укрепит свою именно военную, а не политическую составляющую.

Если Альянс остается организацией, которая обеспечивает военное прикрытие продвижению определенной геополитической ориентации и общественной модели, Россия будет во все большей степени рассматривать НАТО как угрозу себе.

Если же Альянс возродит сбалансированную военную идентичность с реалистическим подходом к тому, что укрепляет, а что подрывает безопасность, России будет проще найти с ним общий язык. Потому что угрозы, с которыми сталкиваются Россия и НАТО, действительно во многом общие. А геополитическая и идеологическая составляющие мешают трезвому подходу к предотвращению этих угроз.