14 февраля, 2013

ПОЛК - ЕДИНИЦА БОЕВАЯ

Николай КОСИЦЫН

Николай Александрович Косицын родился 31 декабря 1924 г. в с. Тяговое Озеро Бестравинского района Самарской области. В 1940 г. поступил Самаркандский государственный университет. С июня 1942 г. - в Красной Армии. В 1943 г. окончил Харьковское авиационное училище связи (г. Коканд) в звании младшего лейтенанта. Участник Великой Отечественной войны с 1943 г. Воевал в составе 11-й иад на 3-м, 1-м Прибалтийском и 3-м Белорусский фронтах. В 1954 г. окончил Рижское ВВИАУ. Направлен на службу в 1932-й зрп 1 А ОН ПВО МО, где прослужил до 1964 г. начальником группы, начальником РТС, главным инженером полка. С 1964г. по 1979 г. начальник отдела в 1-м управлении 4 ГУ МО. В 1979 г. уволен в запас в звании полковника. До 1999 г. работал начальником сектора в НИИ ВИМИ. Организатор и ответственный секретарь сборника "Оборонный комплекс - научно-техническому прогрессу России", который издается с 1980 г. За боевые заслуги награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени (1945), медалью "За взятие Кенигсберга". За службу и трудовые успехи в мирное время награжден орденом Отечественной войны II степени (1985), медалями "За боевые заслуги" и "За трудовое отличие", медалью ДРВ "За боевую солидарность в победе над американцами".

ПОЛК - ЕДИНИЦА БОЕВАЯ

Февраль пятьдесят третьего года. Подмосковье. В обстановке строгой секретности началось строительство объектов под пока еще проектируемую систему С-25. Нужно было не только проложить вокруг Москвы два кольца автомобильных дорог в нетронутых лесах, не только построить СП с бункерами управления и подъездными путями, а также "овощехранилище" - полуподземное, непробиваемое помещение РТЦ, накрытое бетонной подушкой, с автономной, разветвленной сетью системы электроснабжения, но еще оборудовать их, начинить сложнейшей электронной и ракетной техникой.

В интересах сокращения сроков работа велась параллельно: строительство, разработка и конструирование аппаратуры, изготовление, монтаж, настройка.

Для обслуживания новой техники требовалась масса военных специалистов. Была развернута сеть новых высших и средних военных учебных заведений. На службу призывались инженеры, окончившие гражданские вузы, и проводилась их переподготовка. Кроме этого начался добровольный перевод в военные вузы студентов старших курсов гражданских институтов и университетов.

К тому времени, я и мои сокурсники по Рижскому высшему инженерно-авиационному училищу ВВС, были кадровыми офицерами, которые прослужили в авиации от 10 до 15 лет. Свою дальнейшую судьбы мы, естественно, связывали с начинавшимися перевооружаться ВВС. В марте 1954 г. с большим волнением готовились к защите дипломных проектов.

В разгар проектирования, в училище появился артиллерийский подполковник из Москвы. Начались покрытые таинственностью конфиденциальные беседы один на один, с глазу на глаз. На них не допускался даже начальник курса. Ни одного намека: кого он представляет, ни одного ответа на вопросы: почему и куда? Лишь неуклонное требование заполнить анкету до третьего поколения, включая теток и дядьев жены.

Лишь в июле, находясь на приеме у маршала артиллерии Н.Д.Яковлева, мы поняли, что нас отобрали в сверхсекретные войска.

В последних числах июля я прибыл в один из полков вновь создаваемой, первой в истории ПВО страны армии. Здесь и в других частях были собраны офицеры из ВВС, ВМФ и Сухопутных войск и все в своей форме. Насмешники быстро придумали название новому роду войск - Потешные Войска генерала Казарцева. Этот генерал командовал 2-й Учебно-тренировочной частью, которая затем стала называться 1 А ПВО ОН.

Полк был практически сформирован: укомплектован личным составом почти до штатного списочного. Завершено строительство бункера РТЦ, бункера огневых взводов СП, подъездных и внутри полковых дорог. Завершились также монтажные и настроечные работы радиотехнического, подъемно-стартового и вспомогательного оборудования, аппаратуры управления, завершено комплектование специальной автотракторной техникой, компрессорами, заправщиками.

Спрятанный за лесом жилой городок на зависть соседней деревни, ровесницы Москвы, все еще утопавшей во тьме, был электрифицирован, обеспечен автономным водоснабжением. В отапливаемых печками щитовых домиках разместились почти все нуждающиеся офицерские семьи, в общежитии - офицеры-холостяки, в казармах - солдаты и сержанты. Планировалось еще построить две казармы, гараж, солдатскую каменную столовую, котельную, баню (взамен существующего небольшого сруба), три восьмиквартирных шлакоблочных домов с центральным отоплением, водообеспечением и канализацией.

Стать полку "взрослым" невольно мешали разработчики. Хотя монтаж и настройка считались оконченными, и аппаратура была принята военными во временную эксплуатацию, а каждый специалист получил удостоверение на право эксплуатации, полного доверия к военным со стороны разработчиков все еще не было.

Наряду с командиром полка майором Ворониным, оставался еще и начальник объекта, который действовал независимо и по-хозяйски распоряжался аппаратурой. Он что-то привозил, что-то увозил, командовал монтажниками и настройщиками, которые без конца копошились, дорабатывая аппаратуру.

Техники и инженеры отслеживали и учились. Но чехарда с аппаратурой вызывала недоразумения. Даже главный инженер, майор М.С.Безруков, окончивший в 1953 г. Военную академию связи, прошедший основательную переподготовку, до конца все не мог отследить.

Шли бесконечные круглосуточные прогоны, отнимавшие дни и ночи. Шли нескончаемо следующие друг за другом облеты РТЦ, выявлявшие необходимые поправки в настройку аппаратуры, и так же отнимавшие ночи, а то и дни для подготовки к ним.

Инженеры и техники, долгое время проходившие скороспелые курсы переподготовки во 2 УТЧ, сопряженные с частыми поездками по КБ и заводам, участвующие в монтаже и настройке и подпитываемые ими, сжившиеся с монтажной и настроечной вольницей, чувствовали себя больше спецами по невиданной технике, чем офицерами.

Положение усугублялось тем, что из шести офицеров-инженеров РТЦ (в целях скрытности в обиходе именовалось зданием № 1), четверо были сугубо штатскими людьми. После курсов они получили офицерские звания инженер-лейтенант, но еще не поняли важности воинского порядка, субординации и не умели толком ни повелевать, ни подчиняться.

В структуре центра были группы, доставшиеся видимо от разработчиков, которые возглавляли дипломированные инженеры с радиотехническим образованием. Они именовались то взводом, то ротой, то батальоном, хотя по численности соответствовали больше отделению, с трудом взводу.

Я завидовал моим сокурсникам, попавшим на объекты, где либо начинался монтаж, либо заканчивался, и велась настройка. Приходилось догонять. Я знал радиосвязное, радионавигационное, радиолокационное, электрическое и специальное оборудование самолетов, их вооружение, системы аэродромного обеспечения слепой посадки, но по системе С-25 не знал ничего!

Привыкший к миниатюризации и малым мощностям излучения, я поражался огневой мощи полка, способного одновременно наводить до двадцати ракет на двадцать целей. Три больших зала РТЦ почти до отказа были забиты радиоэлектронной аппаратурой и электромеханическими счетно-решающими приборами. Поражался электротехническому обеспечению с автономной электростанцией в три мощных судовых двигателя.

Мне был отпущен месяц на освоение, а знания натекали медленно, преодолевая перенасыщенность впечатлениями и усталость. Учебной литературы не было, лишь отсиненные тома техописания системы, инструкции по настройке и эксплуатации, которые, к тому же, постоянно корректировались исправлениями, а то и заменой целых страниц, схем.

Никто на месте не знал общей картины построения системы, которая все еще была в уме разработчиков. Не был исключением и начальник высокочастотной группы инженер-лейтенант Пономарев, на замену которого я прибыл. Как и все, призванные офицеры из запаса, это был насквозь штатский человек. Грамотный, высокого роста интеллигент в пенсне, лет двадцати шести. Он никак не мог взять в толк, зачем нужен строй, воинская дисциплина, и к чему дважды на день нужно чистить сапоги. Он мог позволить себе в непогоду встать на развод с зонтиком.

Пономарев старался мне помочь, но все требует своего времени. Лейтенант же был нетерпелив, готов немедленно сдать надоевшее ему дело, и никак не мог дождаться конца отпущенного месяца. Он властвовал в высокочастотном зале, где кроме мегаваттных передатчиков и высокочастотных приемников во время включения Центра гудели, выстроившиеся, словно солдаты, двадцать передатчиков команд управления ракетами.

Эти передатчики команд находились под присмотром и началом второго инженер-лейтенанта, начальника группы Л.В. Бормашева. Этот офицер также окончил московский технический институт и в большей степени как-то приноровился к требованиям воинской службы. Наследуемая мною техника, располагалась не только в высокочастотном зале, но выплескивалась и на антенный павильон, где во время включения угрожающе вращалась немыслимо большие антенны.

В первом, координатном зале, возле четырех пятиканальных линеек координатных шкафов хозяйничал кадровый военный, инженер-капитан О.Г. Каштелян, начальник группы. Он в 1953 г. окончил Ленинградскую ВВИА, прошел переподготовку на курсах. Его помощником, инженером группы был инженер-лейтенант У.М. Булавин. Недавний выпускник Одесского технического вуза, он откровенно тяготился службой, люто ненавидел ремень с портупеей и панически боялся гимнастических снарядов и бега.

В соседнем зале, почти всегда притемненном, с двумя линейками индикаторов автоматического и ручного сопровождения целей, а также обеспечения пуска ракет, со временем сложился КП полка. Здесь позже был оборудован планшет отображения воздушной обстановки на дальних и ближних подступах к Москве.

Пока же полновластным хозяином зала и аппаратуры, в том числе пульта связи и управления стартовой позицией и выносного радиолокатора ближней разведки был четвертый полуштатский инженер-лейтенант Кропотов. Он почему-то жил в Москве, приезжал в полк к утру, а потому тревоги его не касались. Сам он нетерпеливо ждал перевода из полка наверх. Замена ему пришла через два месяца в лице молодого инженер-лейтенанта Н.Ф. Брыгина окончившего параллельный со мной курс Рижского ВИАУ.

Остальной офицерский состав РТЦ был представлен 29 техниками, которые в свое время окончили средние технические училища. Все они прошли курсы спецпереподготовки, которые были организованы при Московском училище связи.

Технический состав в подавляющей своей части был грамотен, на ходу схватывал от разработчиков и настройщиков новшества. Но были и уникумы, без технического образования.

- Я сорокапятчиком воевал, истребителем танков, - заводясь, кричал старший лейтенант Угрюмов, показывая на свой скрещенный шеврон на рукаве. - Там я человеком был! А здесь непонятную мне кнопку нажимать приставлен!

Пройдет время, и четверо будут переведены либо на штабные, либо на хозяйственные должности.

Был еще относительно небольшой состав рядовых и сержантов, который практически через старшину подчинялся начальнику РТЦ инженер-капитану Г.В. Каменеву и рассматривался как вспомогательная сила.

Только лишь в стартовом (огневом) дивизионе была привычная армейская структура и подчиненность: взвод-батарея-дивизион. СП была разлинована бетонными дорогами на взводы и лежала по биссектрисе стрельбы впереди антенного поля, где-то в 1,5 км. Дивизион, которым командовал майор Макаренко, состоял из двух батарей. Из офицеров должность зампотеха занимал инженер-майор Мозговой, начальник группы ТО инженер-лейтенант Болотников.

Пока же СП была скрыта от нас чащобным еловым лесом. Из соображений секретности и чрезмерной осторожности главный инженер РТЦ Безруков нам ее так и не показывал.

В технологическое оборудование системы С-25 входила также разветвленная электротехническая сеть, связанная с государственной энергосистемой. Она включала в себя: трансформаторные подстанции, распределительные устройства, подземные высоковольтные коммуникации, кабельное кольцо электропитания СП, закольцованное на случай неисправности для бомбового удара.

Во главе этого хозяйства, включая электроснабжение жилого городка, стоял главный энергетик капитан Г.П. Станкевич. Во время войны он был начальником штаба партизанского отряда в Белоруссии и на память о ней имел седые волосы.

Аппаратура РПЦ капризничала. Настроенные с вечера координатные шкафы при утреннем включении оказывались небоеготовыми; результаты облетов не отвечали требованиям ТУ и требовали подстройки и повторения полетов. Мы дни и ночи подстраивали и перестраивали блоки и устройства, но не хватало знаний и опыта.

Сохранялось еще психологическое неверие в свои силы и надежда на настройщиков. Но и отлаженные ими координатные шкафы частенько выходили из повиновения. Разработчики ссылались на теорию вероятностей, допускающую 20-процентный отсев в сверхсложных многоканальных системах. Военную сторону эти разъяснения не устраивали...

Так проходили дни за днями. Мы были упорны в требовании стабильной и надежной работы. Шли отладка и освоение аппаратуры.

Командование, поскольку создавались боевые войска, не могло пренебрегать ни физической, ни стрелковой, ни строевой подготовкой. Поскольку монтажники и настройщики работали сдельно, часто даже ночевали в подземелье в зале аппаратуры, чтобы не сбивать ритма, не корежить рабочего дня, Каменев и Макаренко учебные тревоги объявляли около пяти утра.

Мы, спотыкаясь о корневища, бежали лесом к РТЦ, торопились занять рабочие места по боевому расписанию к исходу двадцатой минуты. Задыхаясь, докладывали на центральный пост по ГГС о готовности групп. И следовало контрольное включение, выявлявшее огрехи настройки, неполадки, неисправности.

Закончив контрольное включение, офицеры возвращались поодиночке в жилой городок с тем, чтобы к девяти часам снова быть на разводе.

"Медленно бегаете! Мало проводите тревог!", - наседал командир полка.

Простои в работе не допускались. Если аппаратура работала нормально и не подошло время регламентных или профилактических работ, шли занятия по изучению описаний, инструкций или обучение тому же солдат и сержантов.

Согласно пятиканально-четырехгрупповому построению координатной и индикаторных систем, регламентные работы разработчиком были разбиты на ежедневные, еженедельные и пятинедельные. Трудности были не в самих работах, а во взаимной их стыковке. Стронутый в одной системе импульс, проведенная подрегулировка, вызывали ответную реакцию в смежной системе. Это приводило к выходу параметров за пределы узаконенных допусков. Регламентные работы шли тяжело, в спорах, во взаимных упреках. Постепенно, путем проб и ошибок, искалось оптимальное решение.

В начале августа 1954 г. было объявлено, что наш объект будет предъявлен Вооруженным силам на государственные испытания. В конце октября прибыла Государственная комиссия. По нашему объекту ее возглавлял артиллерийский подполковник Скородумов. Сторону Заказчика представлял капитан 3 ранга В.Д. Бриль, работник аппарата ТГУ при СМ СССР.

С одной стороны, мы были военными, с другой, так как уже приняли объект во временную эксплуатацию, и по логике отвечали за его комплектацию и исправную работу, как бы представляли интересы заказчика. Создалось двойственное положение: приняв в состав вооруженных сил все еще работающую со сбоями систему, мы вешали себе хомут на шею, но объект к середине октября считался отлаженным и готовым к испытаниям, о чем свидетельствовал акт, подписанный начальником объекта, командиром полка и главным инженером.

Все разработчики и настройщики были удалены. Объект представляли его начальник, лицо чисто административное, и главный настройщик в качестве наблюдателя. Мы оказались один на один с аппаратурой и комиссией.

Двойственность положения наглядно проявлялась в ходе прогонов или облетов с записью ошибок наведения ракет, когда малейшая неисправность приводила к незачету. При этом для исправления ее достаточно было чуть-чуть подрегулировать, заменить или просто поправить в гнезде радиолампу. Но такие действия не допускались по условиям приемо-сдаточных испытаний.

- Не вздумайте тайком что-либо подправлять, - наставлял нас подполковник Скородумов, строго вглядываясь в каждого. - Не положено. Мы должны принять уверенно, надежно работающую аппаратуру. Нельзя обманывать себя. Против себя получится. Намаетесь потом, а спрос будет...

- Не слушайте вы его, - отводил следом нас подальше от Скородумова Бриль, - вы же инженеры и техники, специалисты, соображаете, понимаете же, что в любой аппаратуре могут быть мелкие неисправности, подрегулировки. Да и за аппаратуру вы в ответе, она в вашем распоряжении все это время была, во временной эксплуатации, поэтому так и так за неисправности вы в ответе. Главное не тушуйтесь, действуйте, у него не сто глаз.

- А если неисправность случится во время пуска ракет, то все равно можно исправлять и регулировать? - ехидничал Каштелян.

Из-за соображений сверхсекретности, отсутствия в ВС квалифицированных специалистов по системе С-25, в комиссии работали люди, способные выявлять лишь очевидные, бросающиеся в глаза неисправности. Они оценивали работоспособность аппаратуры по внешним признакам, проверяли полноту комплектации, знание электрических и монтажных схем обслуживающим персоналом, выход ошибок наведения по результатам облетов за пределы допусков.

К началу декабря работа комиссии завершилась подписанием акта приемки объекта в эксплуатацию. Это событие совпало с прибытием нового командира полка. Подполковник Н.Ф. Черкашин в свое время окончил Артиллерийскую академию им. Дзержинского, а прибыл к нам с должности начальника Отдела боевого применения испытательного полигона Капустин Яр. Он знал о боевых пусках ракет и боевых возможностях системы не понаслышке, он знал то, чего не знали другие командиры полков.

Может, поэтому в середине января 1955 г. в полку были проведены первые в истории ЗРВ полковые учения. На них присутствовали заместитель Главкома ВПВО маршал артиллерии Н.Д. Яковлев, первый заместитель начальника ГШ ВПВО генерал-лейтенант Г.Ф. Байдуков, командующий только что сформированной армией ПВО генерал-полковник К.П. Казаков, командир корпуса генерал-майор Е. Гаврилин, представители штабов.

В целях проверки технических возможностей системы, а также обученности и слаженности личного состава, учения проводились с привлечением самолетов, имитирующих "налет" на Москву с западного направления, с имитацией их "обстрела" и уничтожения целей. На ОП, в первый и последний раз, вплоть до снятия системы с вооружения, был завезен с технических баз обслуживания полный боевой комплект в шестьдесят ракет. Отрабатывалась не только установка ракет на пусковые столы, но и вопросы работы баз, скрытной и безопасной транспортировки ракет, радиосвязи в пути движения.

Установка ракет для непосвященного человека, впервые наблюдавшего эту картину, это событие с неизгладимыми впечатлениями. Четкая, слаженная, рассчитанная на минуты работа огневого расчета по подъему и установке ракеты. Малейшая ошибка расчета в горизонтировании стола и падение вертикально стартующей ракеты неизбежно. Но вот тонкая двенадцатиметровая ракета стоит как бы сама по себе, никем и ничем не поддерживаемая, а лишь опираясь на стальной шпангоут хвостовой части и едва прихваченная за головки невидимых стартовых болтов.

В ходе учений "по подземелью" поползли новые слова: "полигон", "боевые стрельбы", "Капустин Яр". Наш полк должен был отправиться туда первым.

При подготовке к боевым стрельбам на нас обрушился корпусной и армейский пресс штабов. Штабные учения, сколачивание КП полка, проверка техники, регламентные работы...

Отрабатывая безупречный с нашей точки зрения график регламентных работ, мы раз за разом проводили сжатые во времени пятинедельные циклы работ, отыскивая слабые места, неувязки, нестыковки... Тренировки на проведение "немых" стрельб - без пуска реальных ракет. Так прошел февраль, март и начало апреля.

Мы были не одни, рядом стояли придирчивые контролеры с секундомерами и инструкциями по эксплуатации. Малейшая оплошность, малейшая затяжка во времени становились предметом публичного нелицеприятного разговора.

Предварительная проверка на допуск к стрельбам, проверка на допуск к стрельбам, наконец, окончательная проверка! Предостережение командира полка:

- Не зазнавайтесь на полигоне, не стройте из себя великих специалистов, но и не роняйте себя, покажите, что и вы не лыком шиты. Главное же - не показывайте слабости, не открывайтесь в них офицерам учебного центра.

11 апреля 1955 г. боевой расчет полка грузился в эшелон в Москве. Шел мокрый снег, под ногами хлюпало. В теплушках холодно и сыро, печек нет. Назначенный начальником эшелона капитан Каменев выколачивал из невозмутимых, неповоротливых железнодорожников недостающие вагоны и грузовые платформы, доски для нар, фонари, свечи...

Вместе с нами в эшелоне двигалась на полигон техническая база со спецоборудованием, достаточным для обслуживания ракет. В пассажирском вагоне размещался командующий армией со своим штабом.

На рассвете 17 апреля тепловоз тихо, будто крадучись, оттянул эшелон в степь. После недельного грохота наступила тишина. Снега здесь не было. Через три часа автомашины забросили нас вглубь полигона.

Мы стояли в строю, а перед нами прохаживался рослый начальник Учебного центра полигона генерал-майор Б.А. Королев. Мы ловили его слова на лету, а он говорил о сложности и необычности предстоящих задач, о выпавшей нам чести быть первыми на нелегком пути, о чести открытия огневого рождения зрп, недопущении посрамления чести полка, о необходимой и оправданной строгости к нам, которая будет нам же на пользу, о высокой квалификации инструкторов, о накопленном ими опыте боевых пусков ракет, об их требовательности и справедливости...

Густой, раскатистый бас генерала не обещал никаких поблажек.

Требования "Курса стрельб" мы узнали на месте, и тут же выяснилось, что отработанный с таким тщанием график работ совсем негоден, так как рассчитан на 20 координатных шкафов, а нам выделяют четыре. Вместо пяти дней предстоит работать лишь три. Заглядывать в инструкции по эксплуатации возбраняется. Прежде, чем нас допустят к аппаратуре, мы сдадим экзамены.

Утро 21 апреля. Позади три дня экзаменов и настроек. На исходе вчерашнего дня наши начальники групп попарно с инструкторами расписались в журналах о готовности своих систем к боевому пуску.

В притемненном индикаторном зале тишина, нарушаемая лишь шелестом нагнетаемого воздуха. Самолет, сбрасывающий парашютную мишень, поднят в воздух. Командир полка всматривается в планшет воздушной обстановки и заметно волнуется. Рядом с ним ответственный руководитель предстоящей стрельбы Б.А. Королев.

- Есть цель! - докладывает оператор наведения. - Дальность сорок пять километров.

Королев вглядывается в экран, выдерживает паузу и рокочет в микрофон:

- Сброс!

На индикаторе появляются две отметки от цели, одна из них, самолет, движется к выходу из зоны поражения. Тишина.

- Самолет вышел из зоны! - голос оператора немного осел от волнения. Своевременно отдана команда в огневой дивизион о подготовке ракеты к пуску.

Лампочка готовности ее успокаивающе светится. Отметка от парашютной мишени хотя и дышит, но устойчива...

Генерал-майор поворачивается к командиру полка:

- Разрешаю приступить к выполнению боевой задачи!

- Слушай мою команду! - говорит Черкашин, для уверенности и устойчивости, по привычке слегка расставив ноги. - Первая, вторая, третья, четвертая, уничтожить цель!

Стреляет один канал, три остальных ведут "немой" обстрел.

- Есть захват! - докладывает оператор.

- Протяжка, протяжка, — рокочет генерал в микрофон.

Значит, возврата уже нет, пошли последние секунды, в кинотеодолитах, снимающих полет ракеты, потекли ленты...

- Пуск! - командует Черкашин.

- Есть пуск! - подтверждает офицер наведения Чувашин, который выполняет обязанности офицера пуска и нажимает на кнопку.

Мы привязаны к боевым местам и слышим лишь грозный шум.

- Отрыв, захват, переход на узкие стробы, - докладывает оператор.

Стремительно движется светлое пятнышко ракеты к мерцающей цели...

- Встреча! - докладывает офицер пуска.

На экране россыпь белых отметок, ракета взорвалась. Командир полка поворачивается к руководителю стрельбы:

- Товарищ генерал, цель уничтожена!

Королев пожимает Черкашину руку. Радуемся от души: мы спецы и кое-что, выходит, умеем!

Через день, неожиданно, по решению командующего армией, мы проводим вторую стрельбу, теперь уже по двум парашютным мишеням с пуском двух ракет. Для других полков вторых стрельб не будет, как не будет и торжественного разбора.

25 апреля. Актовый зал полигона забит до отказа испытателями, офицерами Учебного центра, представителями авиации, офицерами нашего полка. За столом президиума командующий армией со своим Военным Советом, начальник полигона, начальник Учебного центра. Стены зала увешаны большим множеством плакатов, на двух из них нарисованы парашютные мишени и красные точки разрывов ракет.

Закончив доклад, начальник Учебного центра объявляет наши промахи уложившимися в допуск. Общая оценка "хорошо".

Снова недельная тряска в теплушках.

В конце мая 1955 г. полк был построен для сообщения: система С-25 принята на вооружение. Мы вошли в состав Московского округа ПВО.

Готовимся к Инспекции округа. Снова "немые" стрельбы, отладка аппаратуры, полковые тревоги и тревоги под контролем штаба корпуса, общевойсковая подготовка.

Через полтора месяца идет суровая проверка уже не объекта, а строевого полка, его способности выполнять боевые задачи на своей технике. Проверялась сколоченность, воинский порядок. Мы бегали, прыгали, кувыркались на гимнастических снарядах, стреляли из стрелкового оружия.

В июле в полк прибыло 12 выпускников средних военных училищ, которые стали техниками и командирами огневых взводов, которые уже прошли курс обучения по нашей системе.

Начало октября. Идет трехдневное корпусное учение. Мы в центре боевого порядка, у нас развернут запасный КП корпуса. Дожди. Мы мокнем в палатках, раскинутых в лесу, и сохнем возле аппаратуры в перегретых залах при отражении очередного налета реальной авиации. Хрипим в противогазах, пережидая ослабления радиации от ядерного "удара".

Зимой 1956 г. готовимся к показу системы высшему руководству страны, Вооруженных сил, первым лицам стран народной демократии. Стоят крепкие морозы. Скребем дороги до бетона, выбрасывая снег за кюветы и выравнивая его наклон под 45 градусов. С холма РТЦ сбросили тонны снега, очистив его до прошлогодней травы. Подновляем краску аппаратуры, освежаем помещения... Офицеры, сержанты и солдаты нескольких огневых расчетов получили новое обмундирование.

Командир корпуса дневал и ночевал в полку, командарм наведывался через день. Командующий округа П.Ф. Батицкий приезжал еженедельно и глядя на многочисленные мигающие лампочки гремел громоподобным басом: "Вы тут у меня не стройте из себя марсиан...".

Идет двадцатый съезд партии. Руководство страны так и не приехало. В день показа техники руководству Вооруженных Сил мела метель, смазывая наведенную красоту. Прибыли Маршалы Советского Союза С.С. Бирюзов, С.М. Буденный, А.А. Гречко, И.С. Конев, Р.Я. Малиновский, К.К. Рокосовский, С.К. Тимошенко, адмирал флота С.Г. Горшков, командующие военными округами, командующие флотами, родами войск, руководители Генштаба, начальники штабов округов, руководители центральных управлений.

В конце июня 1956 г. английский высотный самолет-разведчик "Канбера-2", облегченный с целью выхода на недосягаемую для наших истребителей-перехватчиков высоту, безнаказанно последний раз прошел над Москвой.

На следующий день в полк поступили две снаряженные боевые ракеты, и он встал на боевое дежурство. Так состоялось рождение 1932-го зенитно-ракетного полка особого назначения.

Через сутки "Канберра-2" решилась дойти лишь до границ Московского округа ПВО.